Боязнь высоты. Боязнь тесноты. Боязнь пауков. Боязнь сурков. Боязнь машин. Боязнь рейсшин.
Вот сколько есть в мире вещей – столько, наверное, и может быть фобий. На все вкусы, на все случаи жизни.
И у всех у них есть одно общее свойство. Считается, что это глубинный, подсознательный, иррациональный страх, который человек, в остальном совершенно нормальный, не может контролировать.
Есть и другое общее свойство: всё это – чушь собачья. Тут одно из двух: или человек ненормальный в целом – или он может контролировать любой свой страх.
Да, действительно бывают случаи, когда у человека что-то не в порядке с головой. Или ему видится то, чего нет, что называется «галлюцинациями», или его рассудок слишком слаб и увечен, чтобы управлять самим собой, чтобы взять под контроль поток своего сознания, направить его в нужное русло и обуздать эмоции.
В этих случаях, возможно, действительно необходима помощь медицины, чтобы наладить чисто физическую работу мозга. Поскольку сам человек не в состоянии справиться со своим умственным расстройством, когда сам по себе его ум не имеет возможности работать «в штатном режиме».
Во всех остальных случаях, если ум работает в целом нормально – он представляет собой прекрасным образом самонастраивающийся инструмент. Была бы только воля, было бы только желание.
К сожалению, новейшая «внефизическая» психиатрия сделала всё возможное, чтобы такое желание отбить. И дала блестящую отмазку: «У меня фобия. Это клиническое состояние. Это превыше меня. Я не могу это пересилить. Это и нельзя пересилить. Мне так доктор сказал. Что можно лишь, с его помощью, преодолеть негативный эффект от моей фобии. И мы преодолели. Теперь – я горжусь тем, что у меня фобия».
Гордиться совершенно нечем. Стыдиться впору.
Не самого по себе страха. А того, что ты, слюнтяй сраный, не можешь его преодолеть. И не хочешь. Даже палец о палец не хочешь ударить ради этого.
«Извините, товарищ командир, но я не трус. Дело в том, что у меня клиническая снайперофобия. Вот как подумаю о том, что на меня может смотреть снайпер через оптический прицел, так неуютно становится, что моментально ссусь. Поэтому мне нельзя на передовую, сделайте меня лучше начальником штаба. Там пригодятся мой блестящий ум и моя железная воля. Я смогу с лёгкой душой посылать в бой тех счастливчиков, кто избавлен от моего проклятья, снайперофобии. Ведь у меня нет «штабофобии», «картофобии» и «потерефобии».
OURS, Корпорация, к которой я имею честь принадлежать, - она не в полной мере военная, ЧВК, потому что ещё и шпионская. Негосударственная спецслужба. ТНК силового профиля, занимающаяся крышеванием других ТНК (вообще бизнесов) во имя развития Цивилизации и нашего материального благополучия. И она, конечно, совершенно секретная. О ней никто не должен знать, в её реальность никто не должен верить из широкой публики. Поэтому я и пишу о ней в своих блогах. У нас крайне редки случаи «дефекторства», сознательного предательства (в России – вообще не припомню), но бережёного бог бережёт. Вздумает кто рассказать про «Ауэрз» - сразу ясно станет, что начитался высеров сетевого пиздобола Артёма Ферье.
Это, конечно, попахивает шизофренией – но контролируемой. Что есть ключевое слово. И от сотрудников мы не требуем, чтобы у них вовсе не было каких-то припиздей-маний-фобий. Если им так веселее жить – да на здоровье. Но требуем, чтобы они держали эту свою ментальную требуху под контролем, не позволяли овладевать собой, парализуя рассудок и волю.
Натаскивая неофитов, я часто сталкивался с такими ситуациями, когда парень (или девчонка) признаются: «Вот я ничего по жизни не боюсь, кроме высоты/тесноты/пауков/трупаков. Но как столкнусь с чем-то из перечисленного, «нужное подчёркнутое» - так ничего не могу с собой поделать. Голова кружится, перед глазами туман, холодный пот прошибает, ноги подкашиваются, всего трясёт».
Успокаиваю, похлопываю по плечу: «Это совершенно нормально. У всех у нас бывают какие-то фобии, вызывающие приступы паники. Вот я помню одну девочку, которая панически боялась гопников с ножом. Как увидит гопника с ножом – так голова кружится, перед глазами туман, ноги подкашиваются».
«И что?»
«Да ничего. Зарезали нахер. А теперь – серьёзно. Вот у той девочки, которую я придумал, был рациональный в своей основе страх. Гопник с ножом – это опасный персонаж. Опасный для жизни. А это нормально, бояться, когда сталкиваешься с опасностью для жизни. Но этот страх становится контрпродуктивен, если дать ему собой овладеть, если поддаться приступу паники. Поэтому люди учатся не поддаваться панике, при виде гопника с ножом, а учиться противодействовать ему, отрешаясь от своего страха. И ты этому учился. Успешно. Но вот, извольте видеть, если страх не рациональный, а хер знает вообще по какой причине возникающий – то следует приветствовать такую панику, лапки кверху, у меня фобия, вот справка, отстаньте от меня. Это что, дохрена логично? Это достойно человека разумного?»
На самом деле, страх, как и боль – это в принципе полезные вещи. Боль – сигнализирует о том, что чего с организмом не в порядке, в каком-то месте, и это полезная информация. Но когда она получена – дальнейшая боль уже бывает излишней, поэтому мы учим её отключать. Это не так сложно, как может показаться.
Страх – тоже может быть полезен, даже будто бы иррациональный. Поскольку часто приступ страха бывает следствием того, что успел увидеть, но не сумел осмыслить.
Скажем, едешь по проспекту – и вдруг сердечко ёкает, накатывает некое подобие паники, out of the blue. Можно проигнорировать такой сигнал – а можно уйти на «дублёр». И подметить: «Ну точно! Та десятина за мной идёт». Значит, засёк её краешком сознания, что какое-то нетипичное у неё поведение – но не сразу осмыслил.
Ну или видишь, как у парадной, куда ты идёшь, двое парней пивасик хлещут – и вроде всё нормально, а безотчётный какой-то страх накатывает. Начинаешь его анализировать, уже сунув руку за пазуху – и понимаешь: они неестественно себя ведут. Они напряжены, а не на расслабоне. Они поджидают и высматривают. Опера местечковые, скорее всего, поскольку серьёзные бандосы работают профессиональнее. Может, учение совместное (мы любим такие проводить с дружественными ментами). Так или иначе – praemonitus praemunitus. А не обратил бы внимания на свой бессознательный страх – попал бы, как муха на липучку.
Поэтому в принципе-то страх – это союзник. Но если давать ему овладеть собой, если покориться панической какой-то реакции – он будет злейшим противником. И от этого надо лечиться. Не важно, чем именно обусловлен страх, то ли рациональной боязнью за свою жизнь, то ли болезненными впечатлениями детства, когда тебя запирала в чулане злая мачеха, и теперь у тебя клаустрофобия, или старшие злые мальчишки совали тебе в трусы лягушек, и теперь у тебя батрахиофобия.
Старина Фрейд упирал на то, что важно разобраться именно в истоках фобии, я же говорю: это совершенно похер. А что не похер – ты, будучи человеком разумным, не имеешь права поддаваться фобиям, бросаться в панику при каких бы то ни было обстоятельствах, ты просто обязан себя контролировать. И вот этому надо учиться, а не ковыряться в своём анамнезе. Надо самому себе доказать, что вне зависимости от корней страха – ты можешь уверенно идти по лесу своих фобий, не боясь заблудиться в них.
Первый шаг демонстрации тебе самому возможностей самоконтроля – это управление болью.
Вот мне попеняли многие, что на моей плантации применительно к юным уголовничкам, моим невольничкам, в ходу телесные наказания розгами. Это «Средневековье какое-то», говорят.
Я же считаю, что скорее уж новейшая мода на полный отказ от телесных наказаний – дебилизм и обскурантизм. «Это унизительно, всыпать розог, это нецивилизованно, а что цивилизованно и неунизительно – так это запирать в клетку и ограничивать во всех правах ради воспитания и исправления».
Знаете, я никого не воспитываю и не исправляю. Я просто даю понять, что если создаёшь проблемы нам – огребаешь проблемы себе. И даю выбор, в какой форме проблемы. Стандартная постановка вопроса: или лишиться доступа к Инету на неделю-две – или перетерпеть боль от порки, что, конечно, дискомфортно, но кратковременно. И вот при такой постановке вопроса никто из «питомцев» почему-то не считает, что порка более унизительна, нежели ограничение прав. Никакого педагогического гундежа с нашей стороны – никаких обид с «ихней». Ну, накосячил, попался, огрёб – дальше всё ровно. Проехали-забыли. Ещё и похвалят: «Молодец, что не скулил».
Но по хорошему счёту, это вообще не наказание. Скорее – тренинг устойчивости к боли. Способ доказать парню, что он может отключаться от дискомфортных ощущений. Что ему не нужны для этого ни наркота, ни гипноз, ни иное какое-то стороннее вмешательство. Что всё – в нём самом, и всё в его силах.
Забавно, но иногда я думаю, что, может, лучшей профилактикой от потенциальной опиатной зависимости могло бы быть дозированное причинение боли. Говоря устами персонажа Райкина: «А может, детей драть надо?»
Не, ну мне вот в детстве-отрочестве хватало пиздюлей на спаррингах и в уличных драках, чтобы «менеджмент боли» выработать. Лёшка, мой сынок, тоже очень жёсткую программу контактных единоборств в нашей корпоративной школе имеет, да и с одноклассниками они машутся довольно серьёзно только для того, чтобы видосы в Инет выложить, по взаимному согласию (при этом, научены пиздиться так, чтобы не покалечить, всё же, друг друга).
А вот значительная часть подрастающего поколения, и в России, и в Европе – ну они слишком «тепличные». Они физическую боль не приучены терпеть – а потому ищут себе «душевные раны». И расчёсывают их, сладострастно-мазохистически. «Ой, это слишком большая боль, потому как душевная, пойду-ка двину пару кубиков геродоса по вене».
Имел бы опыт противостояния физической боли – может, меньше клинился бы на «душевных ранах».
Ну и в нашей подготовке – это первый шаг, овладение навыками преодоления физической боли, взятия её под контроль.
Следующий шаг – избавление от иррациональных фобий, как уже имеющихся, так и благоприобретённых.
В этом смысле очень полезно упражнение, которое неоднократно описывалось в самых разных источниках.
Суть такова: бойца, раздетого догола, направляют в душевую, где есть крыса, которую надо убить голыми руками.
Оно реально используется многими центрами подготовки, но изначально пошло, вероятно, от французского Иностранного Легиона, поскольку Ганс уверяет, что ещё до Войны был такой практикум.
И часто говорят, будто под копирку: «И вот когда крыса, загнанная в угол, бросается на тебя, то это самое страшное, что вообще может быть, и после этого уже ничего не боишься».
Да нет. Грызун весом в двести граммов – это далеко не самое страшное, что может быть в жизни. И броситься-то крыса может – но что она может сделать? Мудя, пардон, ладошкой прикрыл – и она вообще никакого ощутимого вреда тебе не причинит, как бы ни была отчаянна. Ну, тяпнет – от тебя убудет, что ли?
Смысл этого упражнения – избавиться от иррациональных страхов и панических реакций. Другой смысл – поржать над салагами, которые пока не могут настроиться на рациональный лад, и которые шугаются этой крысы, если она вдруг ведёт себя агрессивно. Но – «молодо-зелено», через год они сами ржут над записью своего поведения, как стремались той крысы.
Когда я проходил это упражнение – скажу честно, я не получил представления о том, как страшно выглядит крыса, загнанная в угол, бросающаяся на тебя. Я просто лёг на пол и закемарил. Крыса, побегав по душевой в поисках выхода, будучи некормленой, заинтересовалась мной, приблизилась – и я размозжил ей голову одним ударом основания кулака (помогла каратистская практика). Не очень эффектно – но эффективно.
Другой парень – поступил изящней. Забил стоки душевой тряпками, которые там «по недосмотру» оставили на батареях, включил воду на полную, и вскоре крыса могла только плавать, и он приобрёл над нею радикальное превосходство в скорости перемещения и свободе манёвра. После чего просто стиснул ей шею двумя пальцами и сломал.
Лёшка Зимин, пожалуй, креативнее всех поступил. Надёргал клочков утеплителя из щели, порезал палец о кромку кафельной плитки, в одном месте выпирающей, смокнул своей кровушкой эти клочки, рассыпал их по полу – подождал крысу и тоже прихлопнул одним движением.
Потом говорил: «Я, вообще-то, и подрочить мог бы на приманку – но решил, что кровопускание будет эпичнее онанизма. Вы же наверняка писали эту сценку».
Ну а за теми, кто гонялся за крысой – наблюдать, конечно, было забавно. Но всё равно – вот один раз человек шарахается от неё, когда она прыгает, а потом – преодолевает себя. Понимает, что ничего страшного, и это просто глупо выглядит, его испуг.
И это – второй шаг в преодолении иррациональных фобий. Дальше – тематические тренировки.
Ты боишься высоты? Ну, это правильно. Летать человек не умеет, поэтому остерегаться падения надо. Но панический страх – совершенно не нужен. Он вреден. Поэтому, давай прогуляемся по верхотуре, и ты увидишь, как легко этот страх преодолевается.
Для этих целей у нас есть тренировочный зал, где в двух метрах под сплетением швеллеров и арматурин имеется защитный экран из очень прочного и очень прозрачного пластика. Под которым – тридцать метров бездны, с такими маленькими машинками и строеньицами.
Немного тренировок над этим экраном – и заядлый акрофоб перестаёт бояться высоты. Отключается от этого напрочь.
Ты боишься змей-пауков-муравьёв? Как насчёт посидеть в тесном подвале со змеями-пауками-муравьями, когда наверху бродят «эсэсовцы», которые тебя спалят по полной, если найдут, и ты подставишь своих, если пискнешь?
В общем, все эти высосанные из пальца фобии – это всё чушь.
Не важно, каким образом они приобретены были. Важно – как ты с ними способен бороться.
Они по-любому ничто по сравнению со страхом смерти. Они – всего лишь разновидности этого страха. И если твёрдо усвоить, что их иррациональность вовсе не даёт никакого «карт-бланша» на их выпестывание, что это по-любому позор для человека разумного, иметь такие фобии и подчиняться им, - они проходят. Стоит только включить «силу воли» (какое, однако, забытое словосочетание в этом мире «повышенной жалости к себе»!)