Виконт Алексей Артёмович решил оформить своей подруге «валентинку» в виде тортика со стишками (кремом).
«Что-нибудь сымпровизирую, но за базу решил взять шекспировские сонеты».
Он их, конечно, почитывал и раньше — но, конечно, не все (их очень дофига).
Тут — решил освежить в памяти.
И вот, говорит, озадачился на одном из самых «культовых» любовных посланий — на сто тридцатом сонетt. Это который в переводе Маршака - «Её глаза на звёзды не похожи».
И в переводе, даже наилучшем, понятно, приходится немного «перевирать». Что-то от оригинала теряется — а что-то, возможно, и принципиально трудно будет полноценно передать в наше дни.
Один такой образ — поначалу озадачил Лёшку и в оригинале.
My mistress' eyes are nothing like the Sun,
Coral is far more red than her lips' red
If snow be white – then why her breasts are dun?
If hairs be wires – black wires grow on her head.
То есть, понятно, говорит Лёшка, что Вильям наш Шекспир издевается над мадригальными штампами.
И понятно, что глазки уподобляют солнышку, губки — кораллу, сиськи - снежной белизне, и всё это выспренняя ненатуральная туфта, но вот каким образом уподобление волос проволоке(!) могло считаться комплиментом?
А в оригинале — это всё в одном ряду. «Если снег белый, то почему её грудь какая-то не первой свежести белизны, а если волосы — это проволока, то у неё на голове растёт чёрная проволока».
Потом, говорит Лёшка, дошло.
Да, это в наши времена сказать про человека, что у него «проволока на голове» - сомнительный комплимент. Скорее, это будет означать, что у него очень жесткие волосы. Возможно — рыжие и курчавые, по ассоциации с медной изолированной проволокой.
Но во времена Шекспира — проволока вполне служила для возвышенных «куафёрных» образов. Поскольку проволока (wire) бывала — преимущественно золотая. На худой конец — серебряная.
Нить для вышивки, называвшаяся «канитель». И то переносное значение, какое обрело это слово в русском — намекает на трудоёмкость процесса.
Но когда речь шла об украшении всяких камзолов драгоценным шитьём — оно выделки стоило, вытягивать эту канитель из сравнительно легкоплавких и податливых металлов.
Что же до меди и, тем более, стали — то, конечно, бывали и тогда «проволокообразные» изделия из них, всякие пружинки, звенья цепочек, и т. п. Но всё же — это не нить, которую можно уподобить локонам волос. Это, скорее, бывали довольно короткие «ошмётки», и больше кованные, нежели тянутые. Ибо — особо-то и надобности не было в том, чтобы вытягивать неблагородные металлы в длинную нить (а сталь — и просто невозможно было так обрабатывать при тогдашних технологиях).
Поэтому, когда звучало слово wire – оно ассоциировалось именно с золотой проволокой. А значит — как бы «зачотно». Поэтому Шекспир и саркастирует: «Да, пусть канитель на башке у моей «хозяюшки» - но вот какая-то чёрная».
Ну и Лёшка — довольно быстро этот момент расщёлкал.
А говорят, мол, детишки нового миллениума — не в состоянии представить себе мир без смартфонов.
Скажем так: они, конечно, привыкли к тому миру, где всегда под рукой смартфон (свой — или любого прохожего), но когда в принципе не имебцилы — вполне могут себе представить даже такой мир, где нет ни бессемеровского процесса, ни роторов электромоторов.
Но вот чем на самом деле отличаются детишки новейших моделей от всех предшествующих поколений — так это тем, насколько много они общаются со взрослыми. Причём, с такими взрослыми, которые могут и не знать, что перед ними дети — и даже не задумываться.
Раньше — это было сложно себе представить, чтобы взрослый человек разговаривал с ребёнком и не понимал, что перед ним ребёнок, не делал на это скидку (или, наоборот, не включал «ментора»),
Сейчас — запросто. В Инете — ты хер знаешь, с кем разговариваешь.
Иногда, когда прискакивает какой-то щегол и начинает нести особо выпирающую херню, порою и задумываешься: «А может, ему лет тринадцать?»
Пробиваешь: нет, тринадцать — это когда сошло с рельсов развитие головного мозга, а по паспорту — полтос.
С другой стороны, бывает и наоборот: очень какие-то умные и непростые вещи чел говорит, а смотришь — ему двенадцать. Соображаешь, что надо бы поосторожней себя вести, особенно, с какими-то «взрослыми» метафорами-аллегориями... Хотя — кого мы обманываем?
Новейшие дети — так привыкли общаться со взрослыми в непринуждённой (и «анонимной») обстановке, что уж нет никакого смысла оберегать их от «взрослых» откровений.
Интернет — по-любому изобилует ими, запрещай обсценизмы или нет (долбись головой об стену или нет).
Тот же Лёшка давеча негодовал: «Кирка (которой четыре годика) учит инглиш, заглядывает в словари. И вот, скажем, она уточняет значение в контексте у вполне невинных слов. Типа, do, take, make, have... Блин, в английском есть глаголы, НЕ означающие sexual intercourse?”
Пожимаю плечами: «И что ты предлагаешь? Скрывать эти значения от публики потому, что их может увидеть маленькая девочка?»
«Не знаю. Но — поставить какой-то фильтр, что ли, прежде чем давать доступ к таким значениям, к таким статьям».
«Угу. Кто во втором классе сказал училке: You look so doable in this dress, делая вид, будто перепутал с adorable?”
Фыркает: «Ну, я всё-таки мальчик. И мне было восемь. Но для девочки и в четыре — вот весь этот срам, разврат и пакость в онлайн словарях?»
Впрочем, машет рукой: «А, ладно! Думать надо было, когда читать её учили. He that increaseth knowledge – increaseth sorrow».