Когда вода всемирного потопа вернётся вновь в границы берегов (после некоторых ожидаемых событий, среди коих пресловутый Коронавирус вряд ли удостоится упоминания), перед уцелевшими людьми (а их, на наш оптимистический взгляд, будут многие тысячи, возможно даже миллионы) с особой остротой встанет вопрос о возрождении культурного наследия предков (не исключая даже «белого», «самцового» и «капиталистического» культурного наследия).
Между тем, я недавно обнаружил, что до сих пор, кажется, не имеется адекватных переводов на русский стихотворения Роберта Фроста Stopping by Woods on a Snowy Evening («Привал в лесу снежным вечером»).
Надо заметить, Фрост — это один из самых почитаемых и известных американских поэтов. Язык его настолько прост и прозрачен, что его без стеснения суют в школьную программу, не боясь свихнуть юные мозги.
Но при всей этой простоте — в его стихах есть смысл, порою неоднозначный и довольно занятный.
А этот стишок, «Привал в лесу», - один из самых известных.
Я хотел разобрать его «тайный» смысл (чтобы отвлечься немножко от политики, пока не захотелось устроить «армагеддец» досрочно), и поскольку намерен делать это на русском — то и решил глянуть, какие имеются удобоваримые переводы для цитирования.
Оказалось, собственно переводов — никаких нет (во всяком случае, не нашёл).
Есть пересказы, по-своему и художественные, но — настолько вольные, что лишь навеяны(!) оригиналом, а не передают его.
Поэтому — сам переведу, соблюдая ритмический и рифмовый узор (в данном случае — это важно), но при этом максимально близко к исходнику, без выкрутасов.
Оригинал:
Whose woods are these – I think I know
His house* is in the village though
He will not see me stopping here
To watch his woods filled up with snow
My little horse must think it queer
To stop without a farmhouse near
Between the woods and frozen lake
The darkest evening in the year.
He gives his harness bell a shake
To ask if there's some mistake
The only other sound's the sweep
Of easy** wind and downy*** flake
The woods are lovely, dark and deep
But I have promises to keep
And miles to go before I sleep
And miles to go before I sleep
Перевод:
Чей это лес — я, вроде, знаю,
Но дом его - в деревне, с краю.
Ему не видно, как в тиши
Я лес под снегом созерцаю.
Конёк мой, кажется, решил:
Чудно вставать в такой глуши,
Лишь лес да прудик, льдом покрыт,
И скоро тьма, и ни души.
Конёк бубенчиком звенит,
«Ты не ошибся?» - говорит.
Иной же звук здесь — шорох лишь:
Снежинкой ветерок шуршит.
Темна, мила лесная тишь,
Но слово данное хранишь,
И много миль, пока поспишь,
И много миль, пока поспишь.
(Как вариант: "И не доедешь - не поспишь")
Ну, как-то так. Без претензий на вычурность — которых и в оригинале нет.
Для начала — позволю себе немножко пройтись по лексике.
* House — в некоторых говорах, особенно северянских, это слово до сих пор произносится как «хус», а не «хаус». Мать Фроста была шотландкой. Не могу настаивать, конечно, но «хус» здесь ложится в размер лучше, чем «хаус».
** Easy wind – среди некоторых российских преподов инглиша бытует мнение, что easy – это «лёгкий» в смысле «простой», «нетрудный», тогда как «лёгкий» в физическом смысле, «нежёсткий» или «нетяжёлый» — выражается другими словами: light, slight, gentle, soft.
В принципе верно, но на самом деле давно убедился, что если между словами и понятиями имеется хоть какая-то семантическая связь в одном культурно развитом языке — она будет проявляться и в другом. Пусть — как экзотика, как метафора, но где-нибудь — да всплывёт.
Впрочем, easy – вполне «официально» может иметь и такое значение, как «физически лёгкий» или «нежёсткий». Пусть это не очень стандартное (не для прогнозов погоды), неформальное употребление, вроде easy wind — но вполне “съедобное», даже поэтическое, как видим.
*** Встречал довольно образованных людей, давно изучавших и хорошо знавших инглиш, но тем не менее не подозревавших, что down – это ещё и «пух» (у птиц обычно). Здесь - «пушистые хлопья»(снега).
Но того меньше людей — знают, что date – это ещё и «финик».
Причём тут финики? Где финики и где заснеженные леса Фроста?
Да так, к слову пришлось (но, согласитесь, новыми красками может заиграть выражение date rape, как намёк на компенсацию калибра, что ли).
Ладно, действительно, перейдём к толкованию стиха, к поиску «скрытого» содержания.
Но для начала — обратим внимание на форму.
Да, все критики-аналитики — конечно же, обращали внимание, что здесь форма — очень похожа на рубаи Омара Хайама. Такой же ямб — и такая же «плетёнка», где рифмуются все строчки в строфе, кроме предпоследней, а она — становится главной рифмой в следующей строфе.
То есть, паттерн: aaba-bbcb-ccdc (в русских переводах Хайама он далеко не всегда выдерживается, но в английском Эдварда Фицджеральда — он именно таков).
Но почему-то нигде не видел, чтобы кто-то упомянул другое небезызвестное стихотворное произведение, где «плетёнка» очень похожая, только что в строфе не четыре строчки, а три. Примерно так:
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины
Каков он был, о, как произнесу
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
То есть, узор — aba-bcb-cdc, и ямб пятистопный, а не четырёхстопный, но — перекликается где-то, не находите?
И по образам ведь перекликается: тоже кругом лес дикий, тёмный, дремучий.
Совпадение? Случайность?
Вот почему-то все критики-аналитики, с чьими измышлениями знаком, упирают на то, что Фрост читал и любил Омара Хайама в переводе Фицджеральда — но, рискну предположить, «Божественную комедию» он читал тоже. Вот это вступление, про тёмный лес, хотя бы.
Тут могут возразить, что английские переводы БК — не передают её структуры, а итальянского Фрост не знал, тем более — староитальянского.
Что ж, Фрост действительно не был полиглотом или профессиональным филологом, он даже полного университетского образования не имел (хотя посещал Гарвард в те времена, когда тот ещё был храмом знаний, а не вертепом хунвейбинского мракобесья), Фрост вообще слыл этаким «пиитическим фермером», наивным и простодушным натурфилософом, но, полагаю, это не мешало ему знать, как устроена «Божественная Комедия» в оригинале. И чтобы не видеть в этом его стишке перекличек с нею — ну, не буду использовать выражение brain-dead, но очень доверчивыми и невнимательными нужно было быть тем критикам.
Разумеется, они там есть, аллюзии и переклички. Ведь Фрост — он на самом деле далеко не прост (хотя и оперирует примерно такими же рифмами, как данная: «Фрост — прост»).
И вот, если предположить, что он, как любой хороший поэт, ничего не пишет просто так, от балды, абы в строку «впрокрустить» да рифму «зашнуровать» — зададимся вопросом: почему он говорит, что будто бы знает, чей это лес? почему заостряет внимание на том, что хозяин леса его не увидит?
И действительно, а кто хозяин леса?
Какой-то мужичок, живущий в деревне?
Ну вот прикиньте: хозяин — всего этого довольно обширного лесного массива. Настолько обширного и настолько массива — что лошадка не чует поблизости ни единого жилища.
Это довольно зажиточный должен быть джентльмен. И — проживает в одном из домиков в этой деревушке?
Это очень специфическая должна быть деревушка. И очень специфический «мужичок», владеющий всем этим тёмным обширным лесом.
Таким же тёмным, дремучим и обширным лесом — как тот, с которого и Данте начал своё увлекательное путешествие под «гидством» Вергилия.
И хозяин леса — тот же.
В этом случае — да, действительно, лучше, чтобы он не видел, до поры, как ты остановился на краю его владений и созерцаешь их, любуешься. Ведь недаром одно из имён его — Tempter, Искуситель.
Однако ж, вот какая поразительная штука.
Лирического персонажа Данте — тот лес ввергает в уныние и ужас. Что, в общем-то, закономерно. Ну, прожить полжизни, заплутать во грехах, погрязнуть в скверне — и заблудиться в страшном лесу, за которым разверзается Преисподняя.
Но Фрост — действительно любуется этим лесом.
«Да, он такой вот густой-дремучий, такой вот тёмный — прямо любо-дорого. Там, небось, волки, там и гризли какому-нибудь в берлоге можно на ухо наступить, вон и конёк мой на меня косится, как на психа, что затормозил в таком-то стрёмном месте — но моя б воля, так бы всё и бросил, чтобы по лесу по этому прогуляться да там и упокоиться, в его шуршащем безмолвии. Однако ж — рано спатеньки, путь впереди ещё долгий, я обещал не отлучаться, и слово придётся сдержать».
Надо ли говорить, что со времён Шекспира (если не ранее) редко когда у поэтов слово sleep означает «просто сон»? Обычно, всё же — тот самый sleep, которым we end the heart-ache and the thousand natural shocks that flesh is heir to(«прикончим сердца боль и тысячи природных зол, наследье плоти»).
И что сделалось со времён Шекспира (если не ранее) любимой темой всех европейских поэтов?
Да, если называть вещи своими именами — Фрост рассуждает о суициде.
О том, как бы устремиться в этот мёртвый зимний лес, который чарует его, манит, особенно привлекает в этот «самый тёмный вечер в году», this darkest evening in the year, - что, конечно, не просто «зимнее солнцестояние», а вот какое-то «мрачное состояние».
Которое вполне объяснимо, если вспомнить, сколько к тому времени (1922 год, Фросту было 48 на момент написания стиха) близких ему людей то ли безвременно угасли (как отец от чахотки, как мать от рака), то ли впали в депрессию вплоть до психушки (как сестра).
Но Фрост — говорит об этом, о своём «мрачнейшем дне», без надрыва, без пафоса, этак отстранённо-созерцательно. «Пейзажная лирика, леди и джентльмены».
Чему, действительно, очень подобает рубайат Хайама. У которого это перманентная фишка была, отстранённо-созерцательное, «мудреческое» отношение к темам своих стихов. Чья квинтэссенция, пожалуй:
«Кто понял жизнь — тот больше не спешит».
В том числе — и прочь от этой жизни не спешит.
Как бы ни было любопытно заглянуть за порог и полог того сумрачного леса на порубежье дня и ночи бытия.
P-s.: Да, и это в высшей степени жизнеутверждающее стихотворение. Потому, что оно хорошее - и потому, что оно написано парнем в 48 лет.
Мне вот не так давно 45 стукнуло - но, значит, ягодка опять, и ещё есть время, чтобы нетленку какую наваять.
А то ж другие великие поэты - обескураживающие свинтусы бывали. Чуть ли ни тинейджерами всё лучшее своё нашкрябают - а потом знай только гробят себя.
Когда же вдруг доживают до зрелых лет - так начинают входить во всякие "худсоветы" и топить (всё живое) за нравственное воспитание подрастающего поколения. Так, что уже не очень жалеешь, когда "один шагнул под пистолет - другой же в петлю слазил в Англетере". Ну, пали жертвами, но не упали мордой в грязь, по крайней мере.
Фрост же - показывает, что и под полтос можно писать хорошие стихи и не впадать в морализаторство во спасение заблужших юных душ, всякое такое.
Роберт Фрост -
Он непрост
Под полтос
Роберт Фрост
Но вопрос
"Быть иль не?"
Он пацански вполне
На своём скакуне,
На мохнатом коне,
Шагом вброд,
Как прозорливый крот,
Никогда не берёт
Помощь зала.
И вот... блин, и вот...
Всё пропало!
Украдены рифмы,
И взяты все рифы,
Всех стакселей рифы,
Всё так себе мифы
С Оахи и до Тенерифе...
Ладно, на этом, пожалуй, закончим сегодня. И я не стану удалять этот P-s-аппендикс-аддендикс, даже если завтра оценю его утренним "мудренеем".