Я говорил не раз, что юридическая техника российского законодателя — ниже плинтуса (и всегда была), законы пишутся в делирийном угаре, но это и не имеет особого значения, поскольку на практике они всё равно применяются произвольно, сообразно политической конъюнктуре и «ля вибрасьон дю молле гош» судьи.
Но, ради справедливости, бывают случаи, когда суд пытается всё же хотя бы изобразить видимость формального следования букве закона — и порою суд бывает жалко, с учётом того, насколько там кривой и смазанный шрифт.
По поводу вынесенного намедни приговора Шамсутдинову, солдату, который, из-за каких-то обид, открыл огонь по сослуживцам, подстрелил десятерых, из них восемь наглухо — некоторые люди недоумевают, как ему могли дать 24,5 года, когда присяжные, пусть и признав виновным, требовали снисхождения. А это значит, что наказание должно не превышать двух третей от максимального срока по этой статье.
Соответственно, если за убийство двух и более лиц, ст.105, ч. 2, предусмотрено 20 лет — то приговор должен быть в пределах 13,5 лет.
На самом деле, не всё так просто.
Да, действительно, ст. 65 УК РФ, «наказание при вердикте присяжных о снисхождении», указывает, что срок не должен превышать двух третей от максималки. Но это в том случае, если максималка выражена в циферках. А если там предусматривается смертная казнь или пожизненное — тогда вердикт о снисхождении работает лишь в том смысле, что не применяются эти «экстремальные» меры, а срок даётся в пределах того, что в статье обозначено циферками.
Поскольку за умышленное квалифицированное убийство, естественно, вышка предусмотрена — её-то не вменяют при вердикте о снисхождении, но срок — назначают в пределах максимальной «исчисляемой» санкции, то есть, в пределах 20 лет, безо всякой арифметики с дробями.
Но всё равно — почему дали 24,5, когда максималка 20?
Ну вот здесь, можно сказать, обвинение пошло на некоторый выверт, чтобы обойти один из самых маразматических моментов российского законодательства. А именно — различие в подходе к сложению наказаний при множественных преступлениях в зависимости от того, предусмотрены ли они одной статьёй — или разными.
К примеру.
Вот есть насильник. Ёбарь-террорист. Нападает на барышень в парке, овладевает против воли. И таких — у него десять эпизодов.
А есть другой насильник. У которого всего два эпизода. В одном — он снасильничал обычным способом, а в другом — барышня предпочла пойти на компромисс, предложила удовлетворить его в устной форме (но, естественно, не добровольно, когда иначе он по-любому её изнасилует).
То, что они оба уроды, которым место в тюряге — это-то понятно. Но вопрос — кто больше получит? Тот, у кого десять эпизодов, или тот, у кого два?
В реальности — тот, у кого два. Потому что у первого все десять эпизодов пойдут по ст.131, собственно «изнасилование», и это будет максимум шесть лет, в отсутствие прочих отягчающих. Вот хоть десять, хоть двадцать барышень, хоть сто — всё в пределах санкции по конкретно этой статье.
Во втором же случае — за первый эпизод вменят ст. 131, «изнасилование», а второй, оральный секс по принуждению — обычно в судебной практике трактуют как «насильственные действия сексуального характера», ст.132.
И тут — возможно полное или частичное сложение санкций по разным статьям по правилам ст.69.
Почему так?
Ну потому, что, как сказано было, УК РФ девяносто шестого года писался в делирийном угаре.
Впрочем, советский кодекс РСФСР 64-го года был ничуть не лучше, а уж про сталинские времена — и речи нет: там такой «порядок» был, при множественности источников уголовного права, что у судей конкретно крыша ехала.
Там реально получалось, что за убийство — не больше десяти лет (ибо это по УК-26, самому «гуманному» в мире), а за кражу «трёх колосков с колхозного поля» - вплоть до вышки, поскольку это тот самый «указ семь-восемь», а вернее — постановление ЦИК и СНК от седьмого августа 1932 года.
К слову, это одна из причин, почему в деле об убийстве Павлика Морозова (и его младшего братика) — подтянули «политику».
Потому что за зверское убийство двух малолетних детей — по этому «сверхгуманному» кодексу полагалось не больше червонца. Что, вероятно, всё-таки уж слишком сильно конфронтирует со здравым смыслом. Поэтому — натянули 58-ю статью, «антисоветчина в широком спектре», где за что угодно можно было вышку впаять, настолько размашистые формулировки.
Ну да не будем погрязать в дебрях сталинского законотворчества — факт в том, что и сейчас маразмов в российских законах более чем хватает.
Один из таких маразмов - что за сто преступлений, предусмотренных одной статьёй, ты получишь в пределах этой статьи, а за два преступления, предусмотренных разными статьями — получишь сумму санкций.
И вот получается, что за десять убийств, но при вердикте присяжных о снисхождении, можно дать не более двадцати лет, но если часть убийств провести, скажем, по 111-й, как причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть — то появляется простор для суммирования, и общий срок может значительно превысить 20 лет.
Тут, правда, в деле Шамсутдинова, не стали натягивать 111-ю, мол, кого-то он подстрелил с неопределённым умыслом, а смерть наступила по неосторожности — а подтянули покушеие на убийство.
То есть, по части погибших — признали убийством, а по тем, что выжили - «покушением».
Соответственно, ст.105 часть вторая, «убийство», и то же самое — но через ст.30, «покушение».
На самом деле не знаю, насколько это уместно, такое разделение, когда сама-то статья особенной части — одна и та же, а не разные.
Но суд решил, что уместно. Соответственно, дали 19,5 лет за убийство (в пределах максималки) и, значит, пять лет за покушение (ну или больше дали, но сложили частично, а не полностью).
В принципе, мотив и обвинения, и суда понятен. Когда они предполагают, что присяжные сейчас растрогаются от рассказов про ужасы дедовщины и вынесут снисхождение — придётся что-то с этим делать.
Иначе б, конечно, за восемь-то убийств и двух недостреленных — однозначно пожизненное было бы, если б без «снисхождения».
А в тех же Штатах — там бы и восемь пожизненных дали (когда не вышку).
Ну да, можно допустить, что этого парня как-то обижали (хотя ничего такого вопиющего не установили), и можно было бы понять, если б он отомстил конкретным своим обидчикам. Тут — даже необходимую самооборону можно было бы признать. Или — аффект, что вот довели, накипело, и выплеснулось.
Но я читал материалы, и он, извините, стал поливать из автомата всех подряд. Включая тех, кто вообще никакого отношения не имел к каким-то его разборкам, кто даже вроде как в друзьях с ним был.
И это ещё можно было был списать на нервный срыв от аффекта, что вот красная пелена на глаза и не соображал, чего творит — но он, извините, контрольными добивал, а потом пошёл с автоматом охотиться по всей располаге на тех, кого не дострелил.
Это уже не аффект. Психоз — возможно, но если не признали невменько — значит, подлежит уголовной ответственности.
И когда речь идёт о восьми трупах и паре раненых, когда это вполне себе умышленные убийства — резонно, что обвинение и суд сочли двадцатник слишком мягким приговором. Поэтому постарались выжать максимум, разделив убийство и покушение на оное и суммировав срока так, как если б это были разные преступления (что, повторю, довольно спорный вопрос, когда это одна и та же статья, 105, часть 2).
Но честно скажу, я тоже не очень приветствую пребывание на свободе персон, которые, обидевшись на кого-то (может, и по делу) — начинают расстреливать из автомата не только своих обидчиков, но и всех, кто под горячую руку подвернётся.
Убийство людей — это серьёзная штука. Когда делаешь это — нужно отдавать себе отчёт, зачем ты это делаешь, почему делаешь. Когда же ты склонен стрелять по всем подряд просто потому, что сорвался и вошёл во вкус — ну, это такой тип безответственного поведения, который вряд ли может быть терпим в обществе.
Но за двадцать лет парень войдёт в разум, научится лучше контролировать свои эмоции?
Надеюсь.
А за двадцать пять — шансов ещё больше, что войдёт и научится.
Но на самом деле, было б ещё лучше, если б в той зелёнопятнистой компании — хоть кто-то кроме него умел бы стрелять. Хотя бы офицер какой — сумел бы, пусть и раненым, достать свой ствол и пресечь это безобразие.
Офицер — должен, вообще-то, чувствовать такие моменты, когда кто-то из его подчинённых готов слететь с резьбы и устроить бойню. Ну, не в один же момент, не как гром среди ясного неба оно бахнуло. Наверняка ж звоночки были.
Ну и, раз уж я на юридической волне сейчас — пара слов об аресте Навального, о чём в принципе я писал уже.
И я писал, что не надо сейчас прессовать эту судьёшку, которая вынесла постановление об аресте, не надо жечь ей машины и хаты (как порываются иные наши особо активные юноши) — потому что она не могла вынести никакого другого решения.
Если ФСИН заявляет, что их подопечный, находящийся на условном, нарушает требования, не приходит отмечаться, а потому просит заменить условное на реальное, и вот проходит суд по вопросу о мере пресечения до суда по существу — в этом, «предварительном» производстве судья фактически не может отказать в заключении под стражу.
Ну, если заявляют, что осужденный «пропадает с радара» и может уклониться от суда «по существу» - никакой судья (российский, во всяком случае), не возьмёт на себя ответственность, чтобы сказать: «Да и пусть себе уклоняется! Сбежит — так сбежит».
Другое дело, что сама по себе процедура таких «предварительных» заседаний по вопросу меры пресечения до суда по замене условного срока реальным (в соответствии со ст. 74 УК) — она толком не определена в УПК.
Вот с заключением под стражу при открытии какого-то уголовного дела, при привлечении в качестве обвиняемого — там всё более-менее понятно.
Следствие обращается к суду с ходатайством санкционировать содержание под стражей на период расследования, и суд выносит (или не выносит... или почти стопроцентно выносит, когда это в России) постановление о содержании под стражей на весь срок предварительного следствия (который ограничен двумя месяцами, в общем случае, но может продлеваться).
Но когда орган, надзирающий за отбыванием условного наказания, обращается в суд с просьбой заменить его на реальное отбытие — там, ни в УК, ни в УПК (что было бы уместнее) — просто ничего не сказано о том, как должен решаться вопрос с судебной санкцией на содержание под стражей.
Да, это пробел. И — всё то же следствие делирийного угара авторов наших кодексов.
То есть, они просто не просчитывали, какие могут возникать ситуации, а потому и не затруднялись оформлением норм, те ситуации регулирующих.
Ради справедливости, конечно, это в принципе довольно редкая ситуация, когда человек, осуждённый условно, динамит необходимые процедуры и даёт Фсине основания требовать замены условного срока на реальный.
Обычно-то условно осуждённые всё-таки ценят «условность» своего срока и стараются не нервировать Фсину.
Когда же условный срок превращается в реальный — так это, обычно, при совершении нового преступления.
Ну, получил условку за кражу, а тут по пьяни тачку угнал покататься — и вот суд думает, дать ли второй условный — или закрыть по-настоящему и суммировать срока.
Но в такой ситуации — не возникает проблем с заключением под стражу, когда второе дело корячится, и в его рамках выносится мера пресечения.
Ситуация же с Навальным — уникальна в том плане, что нового дела нет (пока — нет, хотя, понятно, что у этих перцев не заржавеет состряпать).
И насколько понимаю, это судилище, которое состоялось в химкинской мусарне, - оно вообще не регламентировано УПК, никак не прописано.
Поэтому им и пришлось там привлекать какие-то вовсе отвязные статьи, имеющие очень отдалённое отношение к делу, и проводить процесс, в общем-то, по аналогии.
Что прямо запрещено ст.3 Уголовного кодекса — но вроде как не запрещено в Уголовно-Процессуальном.
Поскольку здесь речь идёт именно о процессуальных нормах, о процедурных вопросах, а не о составах преступления — возможно, проведение судилища «по аналогии» (с тем, что бывает при определении меры пресечения по вновь предъявленному обвинению) - не настолько уж незаконно.
Во всяком случае, это сложный юридический вопрос — тут без литрухи вискаря и хорошего кальяна не разобрать.
Поэтому — не надо слишком больно пинать эту клушку- судьюшку по мере пресечения, как бы она там дерзко ни кудахтала.
Но вот когда, в начале февраля, будет рассматриваться дело по существу, о замене условного срока на реальный — суду следует понимать меру ответственности в таком значимом деле.