Один приятель («цивилитик», то есть "мирянин") давеча подколол, в связи с этим пранком Навального над незадачливым этим чистильщиком «в белом халате с синиим околышем».
Приятель сказал: «Ну, ты тоже как бы в ФСБ. И что, точно уверен, что тебя не смогли бы так развести?»
Да, я - «как бы» в ФСБ. Для меня это — прикрытие.
Слишком долго было бы объяснять каждому любопытному менту, кто мы и зачем мы на самом деле — поэтому мы прикрываемся корочками национальных спецслужб. И формально — да, я числюсь генералом ФСБ, начальником отдела в управлении спецмероприятий службы контрразведки.
Кстати, я лучше себя чувствовал, когда числился подполковником. Как-то «моложавее». Но нельзя быть подполковником (и полковником) слишком долго. Когда тебя давно знают — могут удивиться, почему нет продвижения. Могут решить, что ты утратил вес, влияние и хватку. И вот потому пришлось заделаться генералом.
Но на самом деле — я не служу государству. Никакому — и уж российскому тем паче. Этой сраной Московии — я глотку хочу перегрызть, чтобы навсегда похоронить эту гадину, а не служить ей.
Можно сказать, что я готов служить Господину Великому Новгороду — но если подразумевать под этим идею, буржуазную идею как таковую, идею личной свободы, а не собственно национально-территориальное образование.
Ну да то лирика, а что до конкретного вопроса, можно ли меня (или кого-то из моих коллег) развести на «пранкерский» звонок — честно скажу, вряд ли.
Для начала, у нас не принято отвечать на звонки с хрен знает какого номера.
У нас принято думать, что хороший тон — предварить такой звонок текстом, где ты обозначишься, кто ты, что ты, зачем ты — и почему вообще стоит подносить к уху трубку с тобою внутри.
При этом мы понимаем, что наговаривая по телефону хоть что-то — ты даёшь собеседнику возможность записать твой голос и потом использовать. Поэтому — весьма осторожно относимся к разговору голосом. Если не уверен, с кем именно говоришь — лучше не говори.
Но тем не менее, один раз я всё же стал жертвой пранка. Ну, почти.
Это было в самом начале нулевых. И вот сижу я за компом, прикупаю архангелов для решительной битвы — и тут звонок.
Номер собеседника — неизвестный.
Но тут важно не то, с какого номера тебе звонят — а важно, на какой твой номер тебе звонят.
Да, у нас довольно профессионально уже тогда было это дело устроено.
Корпорация — выкупает много-много номеров у сотовых компаний. Десятки, сотни тысяч. И сотруднику — выдаётся столько номеров, сколько ему надо. Эти номера — он раздаёт своим контактам.
Потом, если контакт звонит по тому номеру, который был ему выдан - вызов заходит от сотовой компании на наш корпоративный коммутатор. И там — переадресуется по Инету на твой телефон, с указанием, по какому именно номеру тебе звонят. И ты соображаешь, кому ты давал именно этот номер для связи с тобой. То есть, номер для связи — это примерно как электронный почтовый ящик. Вот так оно устроено у взрослых людей.
И вот тогда, в 2001, я вижу, что исходящий номер неизвестный, незасвеченный (быстро пробил), но вот мой номер, на который сейчас идёт звонок — это тот, который я давал Сашке Зимину, младшему братцу Лёшки Зимина, моего стажёра-напарника и «братца названного».
И с Сашкой мы тоже были весьма дружны (он в своё время пару недель прожил у меня на хате, где я его по английскому подтягивал, для перехода из обычной школы в пафосный лицей), но, как я соображаю, он дал кому-то из дружков мой телефон, чтобы «пообщаться с реально крутым бандосом».
Да, голосок в трубке — тинейджерский такой, «квакающий», «ношпы просит»,. Видно, что парень тащится от ситуации — но немножко и стремается.
Поскольку я сразу определил, что звонок из Сашкиного «кластера» - значит, угрозы нет, просто малолетки развлекаются, можно и с ними поразвлечься, потом, в случае чего, мобилы отберём, мой голос потрём.
Поэтому — завёл с этим парнем непринуждённую беседу.
«Вам звонит доброжелатель, который кое-что знает, что, возможно, лучше сохранить в тайне».
«А как мне величать доброжелателя?»
«Николай».
Набиваю Лёшке Зимину: «У твоего Сашки есть приятель по имени Коля?»
Ответ: «Лучший кореш из лицея. Вот данные».
Говорю в трубку: «Очень приятно, Николай. Так какие у вас сведения?»
«Сведения — о вашем, простите, любовнике. Ну, он так утверждает, что у вас было с ним... соитие».
Возмущаюсь: «Что? Тьфу, какая мерзость!»
Коля: «Да, мы тоже думаем, что это какие-то нездоровые инсинуации».
Я: «Конечно, нездоровые! Да это просто извращение — чтобы одно человеческое существо совало в другое человеческое существо. Это хуже, чем каннибализм!»
Коля (в некотором замешательстве): «Эээ... Нет, ну если мужчина в женщину, то...»
Отвергаю безапелляционно: «Гадость! Нет. Только — енотов. Они — пушистые».
Коля: «Вы сейчас серьёзно?»
Я: «Конечно, Крошка Енот (слышу фырканье на том конце: да, разумеется, там компания сидит). Ладно, извини, у меня тут звонок по второй линии — мы с тобой потом закончим».
Выждав пару минут, звоню Коле уже не на левый номер, с которого он мне звонил — а на его основную мобилу, предоставленную Лёхой.
«Так вот, Крошка Енот, тут намечается барбекю на моей Гасиенде, и Сашка приглашается (да-да, его сопение у тебя под боком - ни с чем не спутаешь!), ну и ты велкам, что ли».
Почему я так охотно и беззаботно трепался с этими малолетками?
Ну потому, что сразу было ясно, что это наши, всё же, малолетки, что они не будут использовать материалы, добытые в этой беседе, во вред нам. Соответственно, можно поприкалываться.
Но на звонок хрен знает от кого, от слишком широкого круга лиц, когда конкретно этот мой номер мог уйти в публичные «прозвонные» базы? Да конечно — я просто не возьму трубку.
Или — изволь предварять такой звонок текстом.
Если не способен догадаться делать это — то нахрен ты мне нужен, такой недогадливый?
Но когда «спецслужбисты» хватаются за трубку в семь утра, «как разведёнка за хуй», и готовы верить любой херне, что там звучит — конечно, это печально. Для режима, для Кремля.
Я давно говорю, что они клоуны. Грустные клоуны. Пьеро.
У них, фактически, нет армии. Нет спецслужб. Нет никого, на кого бы они могли положиться — и кто не предаст, не продаст или попросту не окажется слишком хлипким, чтобы можно было на него полагаться, без моментальных трещин.
Честно, я бы не хотел оказаться на месте Путина. Это — реальный ад, зависеть от слюнявых идиотов, когда не можешь привлечь на свою сторону никого иного.
Но это ад, который он сам себе выбрал, сам себе создал.