Будете смеяться, но посмотрел этот фильм только сейчас.
До этого — только слышал, что он пронзительный, даже шедевральный, что это самая трагическая история про то, как наркотики губят мечты.
Поэтому я представлял себе, что там будет некая светлая и дерзновенная мечта — но гадкий героин убивает её вместе с мечтателем.
Да, пичалька. И, голосом мистера Макки из Саут-Парка: Drugs are ba-aad...
Серьёзно, я готов был поверить, что это гениально снятая чернуха — но у меня редко случаются позывы смотреть хоть какую-то чернуху. Да и чего я не знаю про торчков и героин? В действительности — гораздо больше, чем хотел бы знать. А совсем честно, мне очень трудно заставить себя сочувствовать людям, которые, отнюдь не в дошкольном возрасте, добровольно подсаживаются на опиаты ради релакса, чтобы «сделать жизнь ярче». А потом — не могут слезть не потому, что ломка — это «адский ад». А просто потому, что в действительности и не хотят слезать. Будь иначе — и не сели бы, in the first place.
То есть, каждый сам выбирает свой кайф, конечно, но я немножко не понимаю, с какого боку меня должны парить издержки чьего-то чужого выбора кайфа, когда все «подводные камни» давно на лоциях?
Но вот посмотрел всё же фильм.
И должен сказать (как всегда неожиданно), что его просто неправильно понимают. Все, включая, возможно, и создателей. А правильно его понял — только лишь я. И готов объяснить даже создателям, о чём именно этот фильм.
Начать же следует с названия. Оно — переведено на русский «заблуждающе» (или «мислидингово», если угодно). Неверно. Да, Requiem for a Dream – может иметь и такое значение, «Реквием по мечте». Но в данном случае — мимо. Здесь - «Реквием за(!) мечту». То есть, «Реквием как(!) мечта», «Реквием вместо мечты» - такой смысл. Что «Реквием» - это и есть мечта. Красивая заупокойная — и больше ничего не надо.
Но у кого именно реквием является мечтой? Ведь в фильме — как бы четыре персонажа, и у всех есть мечты, и все они накрываются медным тазом наркозависимости?
Ну, давайте разберёмся.
Значит, у Гари есть мечта — разбогатеть на торговле ширевом, чтобы до конца жизни иметь вдосталь ширева.
То же самое — у его друга Тайрона. Заиметь много бабок, чтобы ни в чём себе не отказывать. Он со своего босоногого негритянского детства мечтал об этом — а сейчас идёт к успеху.
Они на пару с Гари закупают чистяк, бодяжат вдвое, толкают торчкам на районе — и потихоньку сколачивают состояние, сами весьма жалуя свой товар. Пока, вдруг, не наступает облом.
И тут — мы, наверное, должны разрыдаться. Ведь каждая вторая история успеха начинается со слов: «Он был такой умный, что догадался бодяжить гердос и толкать у себя на районе, а навар — откладывать в нычку».
Или — нет?
Честно, я могу ещё посопереживать Уолтеру Уайту (немножко, «на полшишечки»), поскольку он не наёбывал потребителей, а толкал им реально классный, химически чистый винт. Но вот рыдать по поводу облома этих двух жлобов-придурков — чего-то никакого желания.
Ещё — была мечта у подружки Гари, Мэрион. Она — тоже плотно сидит на системе, но — мечтает завести модный бутик, где будет продавать вещицы собственной дизайнерской разработки.
Что ж, я бы сопереживал ей — если б был её папой. В конце концов, это задача богатых пап — убеждать своих юных принцесс, что она училась четверть века не абы какой херне, а «дизайну», и что она - не наркоманка, а креативная свободная и сильная личность, способная осчастливить мир ещё одним эксклюзивным бутиком (если, конечно, папа сумеет покрывать убытки).
Но вот тут как-то не срослось... да и похер, честно.
Ну серьёзно, вот как-то не вызывает у меня сочувствия будто бы образованная, будто бы из хорошей семьи девица, которая понимает, что крепко подсела на геру — и не делает ни малейших телодвижений, чтобы соскочить. А сходу — отдаётся всем подряд за дозу, на всяких вычурных оргиях, максимально затейливыми способами.
Я не ханжа, и никому не судья, но возникает мысль, что, возможно, она просто всегда мечтала отдаваться всем подряд затейливыми способами на вычурных оргиях, а зависимость — только лишь предлог, ради приличия. А когда так — ну, значит, обрела то счастье, которого была достойна.
Как бы то ни было — я тут не то что сочувствовать не хочу, я даже вникать в это не хочу. В страдания что девицы этой, что двух дружков-бодяжников.
Вот кому всё-таки немножко сочувствуешь — так это маме Гари.
Старушка, уже хорошо за семьдесят. Живёт одна, сынок заходит только за тем, чтобы спиздить в очередной раз телик и загнать местному скупщику (который уже ждёт Сару с «выкупом»).
И одна мечта у старушки — выступить в попсовом ток-шоу, где люди хвастаются своими свершениями, да рассказать, какой у неё классный муж (был), какой у неё перспективный сын (был бы, если б не торчал).
Вот рассказать, покрасоваться в красном платье — и всё. Больше ей ничего не нужно.
Но беда: бабулька растолстела в последние годы, платье не налезает.
А похудеть - проблема. Уж больно жалует конфетки-бараночки.
Приходится обращаться к чудо-доктору, который для похудания прописывает амфики.
И это, стимуляторы, — в общем-то, эффективное средство. Да, и аппетит подменяют, и некоторую эйфорию дают. А при неумеренном потреблении — могут и глюки вызывать, на почве нервного истощения.
Что со старушкой и случается. Доупотреблялась до психушки, где ей и сделали электрошок (вообще-то, был запрещён в Штатах уже лет тридцать к тому времени — ну да условности). С тех пор — с виду «овощ», но внутри неё играет это шоу, где она блистает. Наконец-то — попала туда.
Так вот я скажу, что выступление бабульки на том шоу — и есть её реквием по самой себе. И это единственная вещь, о которой она мечтает. О своём реквием. И именно это выражено в названии: «Реквием как мечта».
Замечу, только одна мечта. A Dream. Только её мечта. Остальные — вообще не имеют значения. Их-то мечты — были таковы, что там и накрываться нечему, чтобы хоть кто-то слезу пустил.
«Ах, ах, двое торчков не сумели наладить бизнес по разбодяживанию гердоса и навариться на всю оставшуюся жизнь!»
«Ах, ах, мажорка-наркоманка не сумела обзавестись бутиком, чтобы впаривать таким же мажоркам-наркоманкам плоды своих бэд-трипов, воплощённые в шёлке — и вместо этого отдаётся извращенцам за дозу».
Ну, как-то вот совсем не цепляет, не трогает.
Даже когда этот Гари вмазывается во в хлам убитую свою трубу — думаешь этак остранённо: «Да, это гарантированная гангрена. Ампутация клешни по плечо — если, конечно, успеют до больнички дотащить. Too bad. Только-то и умел в жизни, бедолага, что гером по вене ставиться — да и то хреново, как выяснилось».
А старушка — трогательная. Тут-то — есть некоторая почва для сочувствия. Есть тема для печали. Тема — для Lux Aeterna.
Вот только, положа руку на сердце, а кто-нибудь может себе представить радостное(!) бытие одинокой, дряхлеющей старушки, чей муж умер, а сын заделался торчком, регулярно тырящим телик, чтобы намутить на дозу?
Но сын потом перестал тырить телик, когда устроился пушером?
О да, это большое облегчение!
Прикинуть здраво: эта старушка годика через два-три — в любом случае будет уже не способна заботиться о себе в своей пустой халупе на Брайтоне.
У неё никого нет, ей одна дорога — в дом престарелых. Но не в пафосный приют для состоятельных пожилых леди (где их, конечно, безудержно наёбывают на бабки — но всё же тешат качественным сервисом) — а в самую затрапезную богадельню, где обслуга вовсе не про себя будет думать: «Когда же чёрт возьмёт тебя?»
Одна отрада-отдушина — телеящик. Куда хочется попасть и блеснуть напоследок. Да хотя бы — помечтать об этом. О своём реквиеме самой себе.
Да, вот это - «реквием как мечта». Или - «мечтание о реквиеме». Блеснуть, падающей звёздочкой — и погаснуть. Мортидо.
Грустно — но, наверное, неизбежно, когда тебе под восемьдесят, тело перестаёт слушаться, а рядом никого нет близкого.
И если вдуматься, бабка, когда ещё не совсем угробила мозг таблетками — прекрасно осознавала, что делает это.
Гари, заявившись единственный раз не за тем, чтобы спиздить телик, а чтобы подарить новый (когда был на волне своего драглоржьего успеха) - пытался уговорить её, чтобы бросила пить эту гадость. Ведь он-то — знает, к чему это приводит.
Но бабушка практически открытым текстом заявила, что её это не парит, а единственное, что парит — так это мечта о своём реквиеме. О том, как она выйдет в студию и расскажет, как у неё всё заебись. И похер, как оно там на самом деле. Это вообще не важно, реальность. Для бабки — существует только её мечта. Чью иллюзорность она вполне осознаёт — но и это не важно.
По хорошему счёту, вовсе не факт, что и Гари существовал в действительности в тот момент, когда его мама подсела на «похудательные» амфики.
Возможно, он сторчался и скопытился годами раньше, а сейчас, когда она такая эйфорическая, на приходе — явился тоже красивый, успешный, заботливый.
А потом, когда мама пошла в разнос — и у Гари с другом и подругой тоже всё стало плохо. То есть, их бытие — зависит от её сознания. А на самом деле их нет.
Впрочем, на этом я не настаиваю — это было бы уж слишком тонко.
Но вот настаиваю, что по-настоящему занятная мечта — здесь только одна. Мечта старушки о собственном реквиеме на дебильном ток-шоу.
И эта мечта — сбылась, в общем-то.
Да, бабушка заделалась овощем, её больше не колышат неурядицы внешнего мира, но внутри себя — она проигрывает свой «бенефис».
Это - печальный финал?
А что, в её обстоятельствах — возможны были какие-то получше?
Да по хорошему счёту, это даже и не чернуха. Это даже — и не «антинаркотическая пропаганда».
Возможно, применительно к бабульке — это даже и «пронаркотическая» пропаганда.
С этими амфиками — она хоть какие-то яркие впечатления получила на закате жизни. И ей не семнадцать лет, когда бы можно было сказать: «Её ждало блистательное будущее — но было перечёркнуто сим пагубным пристрастием».
Да нихрена хорошего её по-любому не ждало. А что случилось с ней — возможно, и хэппи-энд.
Quaff, oh quaff this kind nepenthe – как говорил один поэт, довольно мрачный гений.
Если что — он не имел в виду опий. Да и я тоже.
Ведь наркотики как таковые — уже не имеют особого значения, когда и мечта — лишь о реквиеме, о поминальной на пороге забытья.
