Я имею в виду — для изучения иностранного языка.
Так-то, чтение книг — может быть и одной из целей(!) постижения иностранного языка, чтобы воспринимать литературу напрямую, без посредничества переводчиков (которые в любом случае тоже люди, тоже могут ошибаться, нести отсебятину).
Но я сейчас говорю о таком средстве(!) изучения языка, как чтение книг.
И это не то, что «не рекомендуется» (то было бы откровенной глупостью, так ставить вопрос), но — в этом деле следует соблюдать осторожность и учитывать ряд соображений.
Во-первых, автор — тиран. Он бы не стал литератором, если б не был тираном. Он бы пошёл в страховые агенты, если б не желал навязывать людям свою речевую манеру (а также — измываться над своими персонажами, подвергая их страданиям ради читательского сочувствия). Поэтому, даже самый «пульповый» детективщик или дамская романистка про секретарш, нашедший щасте с шефом — всё равно немножко навязывает речевые манеры, которые именно им кажутся яркими, броскими (что может быть и правдой для книжных целей), но могут быть довольно прохладно встречены в этом большом мире вокруг, когда применяются не в книжке.
Во-вторых, что следует из первого — вокабуляр, лексика.
Поначалу, столкнувшись с каким-то признанным мэтром словесности, восхищаешься: «Вау, какой богатый у человека язык! Какие прекрасные слова он знает! Да он знает их все, слова, и в каждом случае найдёт точнейшее соответствие ситуации. Вот у кого учиться надо».
Но если вы заговорите вокабуляром из литературы с нативами — вас, в лучшем случае, погладят по головке: «Ой, какой забавный иностранчик! Как же мило, что он стремится к знанию».
Ну, реакция будет примерно такая же, как если в русском вы услышите от иностранца: «Мы сидели за столиком наискоски».
Нет, у 90% компатриотов реакция будет, наверное, «Чо?», но остальные десять — быть может, умилятся: «Ой, он читает Толстого» (а кто-то из этих 10% - может, и не умилится, поскольку со школы ненавидит Толстого за утопленных Муму и Катерину, так и не сумевшую летать, как птица).
То есть, этот почерпнутый из классических книжек вокабуляр — может оказаться немножко анахроничным или вовсе «авторским».
При этом, не секрет, конечно, что английский — лексически гораздо «пухлее» русского. И тут дело даже не в том, что современный русский — всё же кастрированный большевиками вариант. Хотя — да: когда читаешь мемуары старорежимных интеллигентов (необязательно писателей-журналистов, но даже и врачей, военных, художников) — понимаешь, насколько живее и вольнее был наш язык век назад. Современный — пусть не прямо уж «клоачный», как говорят некоторые, но покоцанный точно. И, кстати, во многом, именно за счёт прилива неформальной лексики и грамматики — в последние десятилетия русский оживляется, воскресает, здоровеет, из состояния этого дегенеративного чудища "минобра" в «рабкринзисе», сребущего «минкультями».
Но в сравнении с английским, по богатству лексики — русский проигрывал всегда. И любой язык проигрывал всегда.
Ибо английский — это не просто ядро родных слов, на чью орбиту прихватывались кометные заимствования из других миров.
Английский — столкновение двух ядер, при Нормандском Завоевании. И английскому становились равно родными слова из двух этих ядер, и десять веков шло перетекание их по разным формам, и в десятках случаев разные конфетки затвердевали в разных местах, становясь достоянием нынешнего английского.
Поэтому в английском — не просто больше, а в разы(!) больше лексем, чем в любом другом языке, даже весьма эстетически развитом, как французский, скажем.
Считается, что около миллиона лексем — столько их насчитывают наиболее дотошные словари.
Но, конечно, почти никто на Земле не говорит, используя ни миллион слов (как в английских словарях), ни даже двести-триста тысяч (как в следом идущих словарях, включая русский).
На самом деле, пассивный запас у весьма образованного человека — тысяч пятьдесят-семьдесят слов (но многие другие он может дополнить, если понимает паттерн их образования; «выхухонживаться» - я только сейчас придумал, но общий смысл понятен, полагаю).
А активный запас — того меньше. Тысяч тридцать-сорок в лучшем случае (у тех, кто профессионально связан со словесностью).
Так вот, возвращаясь наконец к литературям.
Автор — тиран. И когда он употребляет некие «секретные» слова, помимо «тривиальных», - он берёт их не из «общего всеобширнейшего знания языка». Нет, он в разное время (от детства до универа и далее) читал разные книжки, других авторов, набирал оттуда приглянувшиеся ему (но не все!) стекляшки и вкусняшки — да клал в свою персональную шкатулочку. А сейчас, когда он говорит с читателем строками своей книги, - он берёт особо затейливые словечки вот оттуда, из этой своей персональной шкатулочки.
И когда я в юности работал переводчиком — порой поражался на первых страницах: «Вау, как много пышных словей знает этот хрюндель, который автор! А я, получается, вообще погулять вышел, когда на каждом абзаце в словарь бегаю»,
Но очень скоро выяснялось, что его пышные словечки, fancy words, премило повторяются (это не считая того, что он вообще максимально распушает хвост именно на первых страницах). И оказывается, что весь этот избыточный вокабуляр, нарастающий над обычными, общеупотребимыми словами в тексте — он не очень-то большой. Это просто несколько десятков «фирменных» излюбленных словечек.
Особенно на «стайерских» дистанциях это заметно. Когда какой-то роман листов на двадцать, когда притёрся к речевой манере автора, выучил его излюбленные словечки, уверен, что понимаешь смысл - и чешешь себе.
Это я как бывший переводчик говорю.
А как «методист» по изучению языков, sort of, среди всего прочего – должен предупредить, что тут есть подводные камни.
Ибо, в-третьих — вот ты притёрся к авторской манере, освоил его специфический вокабуляр, и становится очень просто читать, ты просто бежишь взглядом по умильной ряби строк и не напрягаешься.
И если ты переводчик — то думаешь, что сдашь это чёртов роман в срок, ещё всего-то пара кружек кофе, заедешь с ним в издательство в десять, а в час — будешь, как штык, на экзамене, и в метро то ли поспишь, то ли полистаешь, чо там надо для того экзамена.
Но если ты читаешь, чтобы учить язык — тебе нужно выбрать одно: или плавное чтение в надежде, что когда-нибудь, неким чудесным образом, заговоришь так же, как льётся текст в книжке — или обламывать себе удовольствие, постоянно залезая в словарь и подглядывая, что именно значит хоть одно незнакомое слово из двух десятков.
Ибо иначе — может произойти следующее. Вот ты в целом отлично понимаешь текст, за исключением одного этого затесавшегося слова, ты подсознательно наделяешь его каким-то значением, вешаешь на него какой-то ярлычок, который кажется тебе адекватным — и так оно у тебя запоминается, так входит в твой вокабуляр, хочешь того ты или нет.
Но потом ты его используешь в речи — и выясняется, что оно вовсе не то значит.
Помню, одна подруга заявила как-то: «I was trying hard to be innate to her”.
Почему так сказала? А потому, что книжки читать любила — и где-то вычитала что-то вроде «her kindness, which seemed to be so innate”. И перевела как «её доброта, что казалась такой милой». Хотя на самом - «прирождённой», «неотъемлемой».
И может, потом-то, в других книжках или ещё в какой учёбе — осознаешь истинное значение слова. Но с первого раза — оно может неверным в подсознание запрыгнуть, да так и угнездиться. Если не проверять по словарю абсолютно всё, что непонятно (но это убивает удовольствие от чтения).
И в-четвёртых — в долбанной книжке ты никогда не узнаешь, как долбанное слово произносится. Особенно, если это английский.
Я вот, честно, до конца девяностых, наверное, не знал, что genre произносится «чжанра», а не «чжанр», как можно было ожидать (да оно во-французском как «жа(н)р» произносится, откуда и в русский пришло — так с хера ли в английском-то это конечное -ра?).
Не знал, и что в слове «finale” («финал» в художественном смысле) звучит конечная e и что оно вообще «финале», против всех законов английского спеллинга (да даже и французского, поскольку это из итальянского зашло).
Почему я этого не знал? Ну потому, что такие словечки — не из фильмов впитывал, а из искусствоведческих всяких статеек да эссе. Где озвучки — нет.
Поэтому, читать книжки — оно бывает и полезно при изучении языка, но надо проявлять разумную осторожность.
Надо иметь в виду означенные подводные камни.
Не бросаться щеголять вычурными словесами да конструкциями, почерпнутыми у автора — это может быть его личной преференцией, не очень-то популярной в актуальном языке.
И встречая незнакомые слова (или даже кажущиеся знакомыми и понятными) — всякий раз уточнять в словаре их значение и произношение. Благо, сейчас-то много есть в Сети хороших словарей с подробным толкованием да с озвучкой, есть и приложения, которые позволяют в любом тексте получать перевод (или толкование) слова вкупе с произношением — просто по наведению и клику мышки, чтобы куда-то далеко от текста не уходить.
И я, кстати, рекомендую, при освоении любого языка, как можно скорее переходить от переводных словарей — на толковые. То есть, не готовенькую расшифровку на русском получать, а пытаться понять значение, как оно представлено на изучаемом языке.
Но такая работа, конечно, немножко обламывает удовольствие от чтения, когда отвлекает от увлекательного сюжета.
Тем не менее, это всё-таки надо делать, как-то уделять внимание незнакомым словам. Возможно — выделять и копировать их, складировать в какую-то «скляночку», чтобы разобраться потом.
P-s.: Да, и ещё забыл. Поскольку в книжках, особенно классических, повествование обычно ведётся в прошедшем времени, а не настоящем, то очень часто там встречается этот страшный-ужасный Past Perfect. Очень часто действие, предшествующее моменту повествования (а оно - в прошлом) - упаковывается в had done. Особенно - у британцев.
С другой стороны, возможно, книжки учат тому, что конструкция had done - может быть не такой уж страшной, а может быть даже и удобной, чтобы компактно и быстро показать, что нечто уже имелось, было сделано к некоему моменту в прошлом.