Я — не очень интересуюсь темой новейших протестов. Ну, с моей стороны было бы как-то слишком лицемерно и цинично намекать, что, будто бы, если власти допустят в МГД милейшую Любу Соболь — то Московия имеет шанс сохраниться. Потому как - «обновлённая» (в сотый раз) и «с человеческим лицом» (пока сия маска не истлеет, в десятый раз).
Нет, геополитический проект «Московия Третий Рим» будет уничтожен regardless. Но не какими-то блаженными великомученниками, раз за разом таранящими омоновские наколенники своими гордыми шнобелями и, таким образом, одерживающими очередные моральные победы, которые вот-вот аккумулируются в торжество ненасильственного сопротивления, и бла-бла-бла. Такую мифологию — мы не кушаем. Этот вопрос, демонтажа Московии — не имеет ненасильственного решения.
Но, вместе с тем, и слишком большой кровищи не хочется.
В целом, мы ставим на то, что уже прекрасным образом срабатывало в истории (в том числе — российской). Экономическое удушение режима, его растление, коррумпирование, лишение монопольных привилегий.
Всякий злокачественный этатизм начинается с концентрации экономических ресурсов и рычагов в руках дорвавшегося до власти клана — и разрушается он тем, что этот контроль выбивается. При этом плевать, чего там понаписано в законах — важно, чтобы де факто централизованное экономическое планирование оттеснялось чёрным рынком, как живой силой, а приводные механизмы государственного насилия — ржавели, кривились и ломались под воздействием искушений, более заманчивых, чем может предложить нищающий режим.
Говоря проще, мы не хотим мочить чинушей и полицаев. Всё ж — люди, местами и неплохие. Но, скажем так, нас устроит примерно такой уровень сознательности и лояльности официальному начальству с их стороны, какой был у начальника вишистской полиции Касабланки в одноимённом фильме.
Таким образом, на данном этапе наши задачи в России — не борьба с чиновной коррупцией, а всяческое её поощрение и усугубление. Чем больше они разворуют — тем меньше останется на поддержание Московии. Я совершенно не скрываю такого нашего отношения, совершенно не стыжусь его — а скорее даже горжусь нашим миролюбием и гуманизмом. Притом — прагматическими миролюбием и гуманизмом, не «розовоочёчными».
В конце концов, это сработало с Совдепом, который «погубили», в общем-то, не идеалисты-диссиденты и не поддержка их Западом, а прежде всего невозможность удерживать монопольный контроль над экономикой по мере укрепления чёрного рынка и «штемпизации» всё более безыдейной правоохранительной машины. Ну а нынешних — и развращать-то особо не надо.
Тем не менее, не укроешь свои уши от новостей про эти митинги и последующие «винтинги» - и вот приснился давеча сон.
Заехал, по Лёшкиной просьбе, в магазин сантехники, купил пару вентилей на три четверти (он, заполучив собственный дом, ныне приводит его в порядок, всё своими силами, из принципа, сейчас водоснабжение оптимизирует).
Выхожу — а там разгон митинга. Жёсткий, росгвардяи всё больше звереют прямо на глазах, машут дубьём, лягаются — того гляди кусать начнут «элоев».
Достаю ксиву, рявкаю: «Отставить! ФСБ!»
Вижу, боковым зрением — замахивается один гоблин. Ну, въебал ему йоко подмышку, он присел жопой на асфальт, дубинку выронил. Месяц — ложку супа левой рукой ко рту подносить будет.
Думаю: «Тут уж не до корочек, тут аргументы посерьёзнее нужды. Ладно, пусть на меня агрятся, а этих оставят».
Достаю из пакета латунные вентили, раскладываю по карманам кожака, срываю его, начинаю крутить.
Росгвардяи пытаются добраться — но, конечно, их дубинки довольно беспомощны против моего импровизированного кистеня.
Работа — довольно механическая и монотонная, даже скучноватая. По забралу кожаком — хлоп, лоукиком в голень — хряп. Если и не ломается — то всё равно -30 к agility.
В скором времени образовалась на асфальте этакая инвалидная команда: кто корчится, кто встать пытается, а кто уже познал жизнь и никуда не спешит, сидит безмятежный и одухотворённый, как Будда Амитабха.
Но вот один попробовал заплести мне ноги — да так неумело, что хушь плачь.
Говорю: «Мальчик, ты серьёзно думаешь, что я позволю тебе себя уронить? Расслабься — пока яйца не отдавили!»
Пока я это говорил — набегает вдруг целая стая росгвардяев. Прикидываю, что сейчас может быть жарко.
Но оказывается, что они бегут не на меня — они бегут от кого-то. От огромной толпени народу, откуда, к тому же, постреливают. Слышу крик: «У нас трёхсотые».
Говорю: «Быстро, подобрали этих — и к ментовке».
К росгвардяям — никаких особо тёплых чувств, но если их растерзают прямо здесь, у меня на глазах — будет тоже не бонтон.
Заходим в отдел — там один полкан-начальник, один пацанчик-пепс с калашом, руки на нём трясутся так, что ажно лязг стоит.
Представляюсь, обозначаю диспозицию.
«Сейчас сюда может вломиться народный гнев, много тонн его. Стрельбы не хотелось бы, но лучше сделать так, чтобы им тоже не хотелось. Чтобы все осознали выгоды взаимоуважительного спокойствия и миролюбия. Тут бы бойцам калаши раздать — чтоб хоть видимость изобразить».
Полковник злобно мотает фуражкой: «Ключ от оружейки — в отпуск ушёл. А второй — заболел. Резко».
«Понятно, - говорю. Пепсу: - Давай калаша, так лучше будет».
Разъясняю: «Говорить с ними — буду я. Росгвардия — задержанные по подозрению в превышении. От господ протестующих — впустим делегацию, в её присутствии перепишем личные номера. Далее...»
Тут снаружи раздаётся грохот очереди из ксюши. На этом месте — проснулся. Чем кончилась моя дипломатия — не знаю, зато гроза за окном закончилась вскоре.
Вот, блин, всё-таки и в благостной глуши да в кущах — достаёт этот урбанистический протест.