Встречался сегодня с нашим большим краснопёрым другом Олежей Красновым. Ему недавно дали генерал-лейтенанта полиции — и он всё подкалывает, что я, мол, засиделся в полковниках (как бы ФСБ). Хотя, конечно, прекрасно знает, кто я и откуда я на самом деле.
А познакомились мы ещё в капитанах, в 98-м. И это была та ещё история — чуть не постреляли друг друга. В общем-то, из-за ерунды.
Олежа, работая тогда в ЦРУБОПе, решил, по своей инициативе и по чьей-то наводке, устроить маски-шоу на одном складе на предмет контрафактных сидюков (а какие они тогда ещё могли быть, в девяносто восьмом?)
Как потом признался, ясной цели не имел — но рассчитывал, что подъедет крыша и предложит как-то порешать, на чём можно будет поиметь не столько денежный, сколько оперативный гешефт. Всё же, Олег всегда был прежде всего сыскарь, а уж потом стяжатель.
Но крышей были мы и отрядили меня, как находившегося ближе всего. Чтобы приболтал ментов, пока наши тяжёлые не подтянутся. Вот мы и поболтали.
Олежа: «ФСБ, говоришь? Это, значит, из департамента экономического контроля?»
Морщусь: «Капитан, нет такого департамента. Хорош прокачивать. Из контрразведки я. И это — наш объект, а вы заблудились. Давай разойдёмся и забудем».
«Контрразведка? И пиратские диски?»
«Ага. Контрразведка — и программное обеспечение. Тебе всё знать надо, капитан?»
«Угу. Типа, у вас там закладки шпионские. Слово и дело государево. Ты школьников на утренниках такой пургой заметай. Крышуешь эту лавочку?»
«Не твоё дело. Сказано - «спецобъект в зоне наших интересов». Это значит, что вас уже здесь быть не должно. И я не понимаю, почему я вас до сих пор вижу».
«А вот мы сейчас не поверим в твою ксиву, примем за афериста. Потом — пусть ваши разбираются».
Делать нечего, пришлось немножко повысить ставки. Достал Глок, упёр Олегу в лоб:
«А я сейчас вас тоже за ряженных бандосов приму, испугаюсь очень и перещёлкаю к чёртовой матери».
Олег даже глазом не повёл, даже ухом не моргнул. Только усмехнулся:
«Ты чего, укуренный, что ли? Здесь отделение собра».
«Да хоть рота. Я при исполнении, я на задании. Если что — хоронить будут под ружейный салют. А вас — уволят задним числом, ты своих знаешь».
Олег засмеялся: «Ладно, пойдём, что ли, пива выпьем?»
Так и подружились. Потом выяснилось, что у наших старших давно были завязки с его непосредственным тогдашним начальником, и это, конечно, облегчило бы первое знакомство с Красновым — если б, чёрт побери, тот начальник, полковник Сокольский, был в курсе ОРМ подчинённого (тогда бы и мы были в курсе заранее).
Потом мы участвовали во многих совместных затеях, и я, и особенно Лёшка Зимин, и Олег, наблюдая нас в деле, признал: «Пожалуй, мы очень сильно рисковали тогда, на складе, нарываясь на конфликт с «назгулом».
Ну, я, конечно, хотя бывал резковат и хмуроват в юности — всё-таки не конченый отмор, чтобы гасить ментов только за то, что они выполняют свою работу. Хотя чисто технически — да, у них было бы мало шансов, если что. Олег — хороший сыскарь, собровцы — довольно отважные ребята, но и физуха, и огневуха, и тактика — не наш, конечно, уровень.
Собственно, примерно об этом Олег и завёл речь на давешней встрече. Поведал анекдот.
Взяли они в разработку одного парня — назовём его «Герхард». Он примерно мой ровесник и мы были шапочно знакомы тоже с девяностых. Можно сказать, он — «менеджер среднего звена» в одной крупной столичной ОПГ, которая теперь, конечно, в легальном охранном бизнесе. Ну так, «сэмь-восэмь» легальный. Как и всякий иной ЧОП.
Парень — хороший боец, в целом довольно цивилизованный, но тут кому-то перешёл дорогу и угодил в розыск.
Естественно, имея хотя бы несколько десятков грандов налом — можно очень надёжно затихариться в Москве. Главное — не делать таких глупостей, как попытка свалить в какую-нибудь глухую деревню, где все пришлые на виду, или в загранку. А в мегаполисе - просто снимаешь хату и можешь жить там десятилетиями. И хозяину, и соседям по лестничной клетке — будет абсолютно пофиг, кто ты и что ты (если вести себя пристойно).
Но была у Герхарда любовница — и у неё на квартире, конечно, устроили засаду. Два суровых таких опера — не абы откуда с земли, а из Главка.
Так он заявился. Его как бы задержали, стали обыскивать — он вырубил обоих, отобрал оружие, мобилы, пристегнул к батарее.
А потом, что самое обидное, как говорит Олег, уединился в соседней комнате со своей пассией часа на полтора. После чего степенно удалился, закинув перед этим ключ от наручников на шкаф. Чтобы пассия имела оправдание за те пару минут, что залазила на стремянку.
Говорю: «Ну, могло быть и хуже. И было бы хуже, если б он уединялся не с пассией, а с твоими операми».
Олежа: «Во-во! Все вспомнили этот анекдот, «Ты охотник или пидарас?» Ведь, сука, попался же в хитро расставленную ловушку. Другое дело, что он был абсолютно уверен, что его ждут — и пришёл. Чтобы поиметь свою барышню и честь нашего мундира».
Ну что сказать? Я помолчал. А Олег встрепенулся:
«Да, Тём, только ты не подумай, будто я этак подвожу, чтобы попросить у тебя твоих ребят для засады. Я понимаю, что у тебя с этим Герхардом никаких счётов — да и мне, честно говоря, он тоже нафиг не нужен. Но попросили вот, коль уж он в розыске».
Ну да. Может, поэтому Олег и поставил в засаду не самых резких своих парней. Хотя и самые резкие ментовские опера — ну, честно сказать, это «ни о чём» для парня, который реально следит за своей формой.
Они просто слишком привыкли уповать на обескураживающую магию своих грозных корочек — и морально не готовы к таким ситуациям, когда оппоненту плевать на их юридические полномочия и их статус. Когда решает просто сила против силы.
Хотя и то сказать: при внезапной умелой контратаке в принципе очень мало кто успеет что-то ей противопоставить.
Поэтому своих мы учим очень просто.
Если противник может тебя достать хоть какой-то конечностью — ты труп. Возможно, ты бы уделал его на тотами, но винтилово — не тотами. Если ты его не вырубил, но сблизился — он тебя вырубит в любой момент. И пусть первый его удар не будет смертельным — второй может быть, когда ты будешь уже в отключке. Это уж — его выбор.
Единственный вариант, как себя обезопасить — отключить оппонента самому перед тем, как совершать с ним какие-то манипуляции, вроде фиксации и обыска. Но и в этом случае — упаси боже уповать на шокер или тейзер. Это — для мнительных детей. Серьёзный человек — он притворится, что на него эта беда подействовала, а потом вырубит. И, когда точно не уверен в обратном, лучше думать, что имеешь дело с серьёзным человеком, а не с лохом.
Если же угрожать огнестрельным оружием — не цель в голову или в корпус. Серьёзный человек понимает, что если ты не грохнул его сразу — значит, хочешь взять живым. А значит, с большой вероятностью, не спустишь курок до последнего, когда твой выстрел может его убить.
Поэтому, замечу, и Олег в своё время не очень испугался, когда я приставил ему Глок ко лбу. Мне же — просто захотелось проверить этого «борзого мусорка», который начал мне нравиться, а так-то у меня и патрон не дослан был.
Но при задержании реального злодея, потенциально опасного — лучше предложить ему лечь ничком (помочь немного) и упереть дуло, скажем, в подколенную чашечку. В этом случае — ты гарантированно не убьёшь его выстрелом, но сделаешь инвалидом. И он вынужден считаться с такой вероятностью — что ты выстрелишь и с очень печальными для него последствиями. Тем более печальными, что нелетальными. Бывает, что сдохнуть человек готов, а прозябать инвалидом — нет.
Ну и наших — этому учат. Что пока клиент надёжно не спакован — он опасен. И как провести винтилово максимально комфортно.
А государственные менты (не только в России) — слишком привыкли к такому оберегу, как «посягательство на жизнь сотрудника». Когда это подразумевает много-много лишних лет в тюрьме, если вовсе до суда в СИЗО доживёшь. Вот только оберег не срабатывает, когда клиенту и так терять уже нечего.
Впрочем, к помянутому Герхарду это вроде как не относилось (он имел шанс дождаться, что большие дяди там разрулят и его снимут с крючка), поэтому я поинтересовался:
«И что теперь, будете парню посягательство шить?»
Олежа отмахнулся: «Тём, ну я тебя умоляю! Он что — посягал на их жизни? Он просто приковал их к батарее и отодрал свою шалаву. И это мы между собой знаем, и это я тебе рассказал — но ты представляешь, какой будет хохот от Петровки до Житной, если официально это всё задокументировать? Нет, конечно. Никто никуда не приходил».
Я: «Но засада же остаётся ведь? А если он снова заявится, когда либидо вызреет? Чего, троих на этот раз своих гавриков ему подставишь — или четверых?»
Олег: «На этот раз — там камер понатыкали, все подходы на контроле в реальном времени. Хотя мы прекрасно понимаем, что...»
Я: «Да, Герхард тоже это понимает. Не заявится, наверное. Но связываться со своей подружкой — как-то, наверное, будет. Для него это игра».
Олег: «Подружка - тоже плотно под колпаком».
Прикидываю: «Плотно под колпаком» - это сколько задействовано оперов для наружки? Сколько их одновременно может оказаться рядом с Герхардом? В смысле, сколько ему придётся движений руками и ногами сделать, чтобы очередную пачку пристегнуть наручниками куда-нибудь?»
Говорю: «Олеж, мне Герхард не нужен, ничего против него, но давай, если он засветится в вашем поле зрения — ты мне маякнёшь, а вы делать ничего не будете. Он, вроде, всегда вменяемый был, но если решил поиграть в кошки-мышки — может, просто забавляется, а может, башня уже потихоньку кренится. Надо выяснить. Он же ведь и стрелок неплохой — и наверняка при волыне».
Да, хоть это и вовсе не мои проблемы, чьи-то разборки с этим Герхардом — но возможная стрельба в Москве всё-таки моя проблема.
Но, чувствую, гораздо большей проблемой — будет решение ментовского вопроса в грядущие годы.
Не хотелось бы, чтоб эти ребята оптом и скопом провозглашены были «приспешниками прогнившего антинародного режима» - и прочая революционная истерическая вульгарность.
«Доброта и сдержанность» - вот что нам понадобится в эти годы, после крушения нынешнего этого шутовского режима.