Когда надоедает политика, я частенько нахожу отдохновение от неё в лингвистических штудиях.
Ну как, «лингвистических»? В действительности, я не лингвист. Филолог по первому образованию, но это было очень давно. Для меня это больше развлечение, нежели заявка на какую-то научную серьёзность. Я, по хорошему счёту, из латыни-то мало что уже помню, разве лишь читать могу, опираясь на испанский и французский, а греческого вовсе никогда не знал, санскрит — очень поверхностно.
Тем не менее, попробуем немножко поиграться и даже чуточку политизировать лингвистику. Поставить на службу актуальным дипломатическим задачам. А именно — урегулированию российско-украинского кризиса, который по-любому рано или поздно придётся урегулировать (естественно, когда Россия избавится от "русского мира").
Я давеча предлагал такую схему. Украинцы временно оккупируют Ростов и Белгород, это порождает возможность выставления встречных претензий от России, в ответ на украинские по Крыму и Донбассу, и они взаимозачитываются, гасятся по «нулевому» варианту.
Многие украинцы возмущаются. Говорят: «На кой бес нам сдались ваши Ростов и Белгород? Прекрасно же понимаете, что по Крыму и Донбассу объём претензий гораздо выше. Думаете отвертеться?»
Ну, тут проблема-то не в том, что думаю лично я, а в том, что реально может и не может Россия. И вот в полной мере компенсировать ущерб по Крыму и Донбассу — она не сможет в обозримом будущем. У неё просто столько нет и не будет. Ибо в чём гений Путина был явлен — это надебоширить за пять лет на столько, что потом и за пятьдесят по счетам не расплатишься. А как показывает германский опыт между Войнами, чрезмерно обременительные репарации — выливаются в новый всплеск реваншистских настроений.
Поэтому единственный для России выход — подарить Украине пару-тройку африканских стран. Скажем, Мадагаскар, Мозамбик, Зимбабве (вернее, Родезию — которую давно пора освободить от ига Зимбабве, и всем будет только лучше).
Тут, конечно, кто-то спросит: «А какие, собственно, у России есть права на эти земли, чтобы дарить их соседям во искупление своих прегрешений?»
Что ж, по счастью, в данном случае российские права — несколько более обоснованные, нежели чем на Крым. То есть, не придётся прикрываться фиговым листочком какого-то дурацкого референдума, изображая безумное уважение к выбору халявщиков-аборигенов. И лингвистика — поможет это доказать.
Вот есть навязшая в зубах шутка про «Россию родину слонов». Между тем, я с детства задавался вопросом об этимологии слова «слон». И, честно, не находил до сих пор сколько-нибудь удовлетворительного ответа. Да и никто не нашёл. Строятся разные версии — но тотчас отметаются как неубедительные.
В чём тут вообще странность?
Как известно, слоны в России не живут (кроме как в зоопарке и цирке). И в её ближайших окрестностях — тоже. И никогда не жили в период праславянского этногенеза.
Между тем, это слово присутствует во всех славянских языках, является главным (обычно — единственным) обозначением данного животного. И при этом смотрится, навскидку, вполне так «по-славянски». Не как заимствованное, в отличие от «жирафа», «гепарда», «газели» и т. п. То есть, создаётся ощущение, что появилось оно очень давно, в праславянском ядре до его разделения на ветви. И вот это-то странно.
Обычно — с экзотической фауной, которой отродясь не водилось в местах обитания носителей языка, о которой доходили только байки от каких-то залётных купцов-путешественников, мол, а вот ещё какие бывают на свете диковины, происходит иначе.
Либо её название просто заимствуется (с теми или иными искажениями) из языков тех народов, которые с этой фауной контактируют (тот же «жираф», «тигр»), либо делается калька с того языка («носорог» от греческого «риноцерус», что подчёркивает очень броскую деталь конструкции животины). Иногда, наряду с одним заимствованным обозначением, вводится и своё прозвище. Ну, как «гиппопотам» («речная лошадь», греч.) - и «бегемот», как шуточный намёк на библейское чудовище (кто видел бегемота, просящего булочку — не удивляется).
Бывает, для одного животного (экзотического в данной местности), в язык внедряется несколько заимствованных обозначений. Как, скажем, в случае с «барс», «леопард», «пантера».
Да, к слову, возьму на себя смелость предположить, что это всё — слова одного общего корня, но пришедшие из разных его изводов (возможно, не только индоевропейских, но ностратического уровня). И Багира — тот же корень (это, собственно, просто и есть одно из названий леопарда на хинди, и для меня в своё время стало шоком, что у Киплинга в оригинале это самец, тогда как в советском мультике эту кошечку сделали той ещё «фам-фаталь»).
Ну то есть, было, вероятно, ещё с африканских времён слово для обозначения этой зверушки (более чем важной в тамошних реалиях, поскольку она биологически заточена на охоту на молодняк приматов), потом, по мере ветвления семей и групп, корень претерпевал некоторые изменения (стяжки, метатезы, назализация, оглушение, озвончение), а потом приходил к славянам (которые давно уж помнить забыли про каких-то там леопардов) с разных сторон в несколько различающихся видах. Но не так сильно различающихся, как, скажем, русское «окно» и английское window. Хотя — и они однокоренные (по второй части «виндауге», «ветрооко» в старонорвежском).
Вернёмся, однако же, к нашим слонам.
Вот во всех западноевропейских языках — механизм появления слова для этих друзей Ганнибала был вполне понятный и логичный. К моменту, когда индоевропейцы оформились в качестве таковых, они должны были уже утратить изначальное африканское слово для животного, которого тысячелетиями в глаза не видели, поэтому, выйдя к Средиземноморью, заимствовали «элефант» из семитских языков (которые имели дело со слонами). Так оно вошло в греческий, в латынь, а оттуда, естественно, и в остальные, с минимальными искажениями. Ну, слово не то чтобы очень употребимое в быту, поэтому — сохранялось, не коверкалось.
Славянские же — категорически не захотели принимать никаких «элефантов», даже когда испытывали очень сильное лингвистическое и культурное влияние западноевропейских. Как будто те слоны — что-то очень сакральное было для славян, что-то очень родное.
Но, насколько в курсе, нет никаких археологических или этнографических свидетельств тому, чтобы славяне имели некий культ слонов. А слово «слон» - вероятно, очень давнее, присутствует во всех славянских, но — и только в славянских из всех индоевропейских.
И вот откуда оно взялось, спрашивается? Заимствование из каких-то финно-угорских? Да вроде, нет в них ничего похожего (когда не позднейшее заимствование из русского). Или — всё-таки внутриславянского генезиса?
Одна из версий, которые приводит Фасмер, предполагает, что слово происходит от «прислониться». Ибо в «Физиологе» (этакий Брем третьего века, переводившийся впоследствии на древнерусский) сказано, что слон спит, опершись на дерево. И это, значит, самая характерная особенность данного животного (ну, там вообще много таких удивительных зоологических фактов, о которых даже Дроздов не знал).
Что ж, в принципе отглагольное образование существительных путём обнуления суффиксов — не редкость в славянских. «Рубить» - «отрубить» - «отруб/отруби».
Но здесь проблема в том, что «слон» - слово явно общеславянское, и древнее, а переводы греческого «Физиолога» сделались доступны самое раннее веке в девятом (и то — для болгар да чехов да поляков, а для восточных славян - позже). И не могли же эти порядком разошедшиеся к тому времени народы, ознакомившись с текстом о невиданных зверушках, синхронно решить: «Так, антилопу оставляем, как есть, греческое название, льва тоже, а вот элефанта — обзовём по-свойски, «слоном», ибо это ведь так удивительно и важно, что он прислоняется во сне к дереву».
Ну, это как-то немножко нелогично. И даже религиозные тексты на церковнославянском (староболгарском) — могли так сильно влиять только на древнерусский, а не на польский или чешский.
Поэтому Фасмер и обозначает данную этимологию как «народную», крайне сомнительной достоверности.
Возможно, резоннее было бы предположить, что славяне, узнав от заезжих купцов о существовании такого огромного животного (это было возможно и в весьма ранний период, ещё задолго до славянской экспансии), произвели его название от слова «заслонять». Ну, типа, вот такой гигантский, что солнце заслоняет.
Но на самом деле — тоже очень натянуто. Всё-таки, словообразование путём редукции суффиксов (а не наматывания новых) — характерно для часто употребляемых слов. Поэтому «скос», «сруб» - да, а «слон» - маловероятно. Ну какое место в общении славян меж собой могли иметь беседы о слонах, даже если какой-то скифский купец и притаранил фигурки с хоботами и рассказал, кто это такие?
Подумалось: а что, если всё-таки наоборот? Если первичным было существительное «слон», а производными — уже глаголы «слоняться», «прислониться», «заслонить»?
Сам этот корень, «слон», и в существительном, и в глаголах — достаточно древний, чтобы считать его довольно «мутным». Но очевидно при этом родство с корнем «клон(иться)». Поэтому (и на основе сравнительного анализа в других индоевропейских, от Ганга до Темзы) ПИЕ корень реконструируется как “kel”.
Таким образом, предполагается, что в праславянском он одновременно существует в двух вариантах: исходном, «клон», и палатализированном, «слон».
В принципе, тут нет ничего невозможного. Как представляется, этногенез славян как обособленной группы происходил где-то в верхнем Поднепровье, куда очень рано отошло изначальное «рыбоядное» индоевропейское племя (люди, уже зависимые от земледелия — никогда бы не пошли на север), а потом, по мере того, как приручение лошади обернулось «кочевым террором» в Причерноморских степях, были вынуждены бежать вверх и другие осёдлые жители, наслаиваясь на славянское ядро в Припятских болотах. И — привнося с собой свои модификации некогда общего языка. Этим можно объяснить многие противоречия в праславянском, включая его смешанный кентумно-сатемный характер.
То есть, в группе, прежде всех осевшей в Припятских болотах и имевший крайне(!) размеренный и, прямо скажем, простоватый образ жизни, с минимальными торговыми и культурными контактами, развитие языка шло очень неспешно (в частности, притормаживался и естественный процесс палатализации взрывных), а у тех, кто до поры оставался на югах, всё происходило несколько бодрее. Когда же эти группы смешивались — в языке оказывались и старая, и новая формы. Отсюда — и параллелизм в праславянском корней вроде «слон» и «клон».
Однако ж, подумалось: а что, если поддаться школярскому искушению — и попытаться подробить что «слон», что «клон», на морфемы?
Ведь в конце, в славянских вполне себе дожили и до нашего времени приставки «с» и «к», имеющие несколько разный смысл. Так вот что, если в данном случае — мы имеем дело с ними, а корень - «лон»?
Подобное смелое допущение естественным образом выводит на слово «лоно». Которое в наше время, конечно, вызывает у молодёжи прежде всего фривольные ассоциации, но оно весьма древнее и довольно многозначное.
И «недра», и «поверхность», «опора», «низ» - что-то такое.
Этимология считается загадочной, неясной. Поэтому — вероятно, мы имеем карт-бланш на то, чтобы сблизить его с каким-нибудь западноевропейским словом, имеющим примерно столь же широкое и более-менее подходящее значение. Ну, например, с германским Land. Что в немецком, что в английском. Не то, чтобы предположить заимствование хоть в ту, хоть в другую сторону — а происхождение от общего предка.
Как при этом могло получиться, что в одном случае «а», в другом «о», в одном есть «д», в другом нет?
Да много что могло получиться, когда речь идёт о тысячелетиях. Тут, вон, тот же корень, пропущенный через старофранцузский, в английском за считанные столетия приобрёл звучание «лон» (lawn).
Ну и не вдаваясь в детали, какие там сдвиги могли происходить на том или ином этапе (тут нужно быть лингвистом, а я всё же аматёр), если допустить, что корень «лон(о)», а «к» и «с» - префиксы, то получается, что «(к)лониться» - это льнуть (кстати, хорошее слово, внушающее некоторые сомнения в реконструкции ПИЕ корня как kel) «к лону» (к низу, к земле, к опоре), а «(с)лон» - это нечто, происходящее от «лона».
Чушь какая-то получается? Где слоны — и где земля, что между ними общего, особенно — в славянском мировосприятии?
Ну, у живых слонов — ничего общего. Просто ходят по земле, да и только. Но кое-какие их принадлежности — могли иметь несколько более углублённое отношение к земле. Могли оттуда происходить. Причём, славяне — оказывались первыми индоевропейцами на пути этого довольно ценного товара.
Какие именно «принадлежности»? Думаю, ответ очевиден. Мамонтовые бивни, разумеется.
Но тогда ещё не были открыты места, где встречаются захоронения мамонтов? Не то, что Ермак ещё Сибирь не покорил, но даже новгородцы за Югорский Камень не ходили? Даже не было ещё никаких новгородцев?
Тем не менее, люди жили в тех местах, где водились (и остались в земле) мамонты. И несколько неверно считать, будто бы межплеменная торговля начинается с учреждения таможен и национальных центробанков. Нет, и до того имела место. За десятки тысяч лет. Племена гомосапов — всегда чем-то обменивались между собой, когда не воевали. А кость мамонта, особенно бивни — это ценный товар в любую эпоху.
Древние же славяне, как самые северные на тот момент из всех индоевропейцев, могли находить в земле останки мамонтов даже в своём ареале. Ну или — поблизости. По крайней мере, знать, что это - «с земли», «с лона». И даже иметь примерное представление, по скелетам, о том, как это животное выглядело.
Таким образом, слово «слон» (полезное зоологическое ископаемое, источник ценного поделочного материала) — вполне могло быть в праславянском для обозначения мамонта. А потом, когда славяне узнали о существовании живых явных аналогов в тёплых странах — слово автоматически перенеслось на них. А для мохнатой и вымершей версии — уже в сравнительно недавние времена произошла реинтродукция понятия из мансийского, «манг онт» («земляной рог» - и обратите внимание, что тоже фигурирует слово «земляной»).
Упоминаний о том, что праславяне участвовали в торговле слоновой (то есть, взятой «с лона», из земли, из недр) костью, - не содержится в летописях?
Ну, там много чего не содержится. Особенно, когда речь идёт о делах, которые начались за тысячелетия до появления первых летописей у славян. А к моменту появления летописей — славяне уже прекрасно должны были знать о существовании живых южных слонов, видеть их изображения, фигурки, и слово «слон» перенеслось соответственно. То, что их (славян, а не слонов) торгово-хозяйственная деятельность была довольно дремотна в Верхнем Поднепровье — ну так это по сравнению со Средиземноморьем и Ближне-Средним Востоком. Но это не значит, что её вовсе не было.
Не знаю, как кому, но мне представляется довольно логичной данная версия появления слова «слон(ъ)» в праславянском. Что это изначально относилось к мамонтам.
Да, но какое это имеет отношение к геополитике, как можем мы, в свете сих новых данных, поставить лингвистику на службу дипломатии?
О, это просто. Получается, Россия — действительно родина слонов. По крайней мере, слова «слон». Ну, Россия, Беларусь, Припятская область — в данном случае не важно. Важно, что слово «слон» - славянское достояние.
Как это связано с Африкой?
Тут всё просто.
Вот скажите, откуда вообще появились в Африке слоны, а также носороги? И почему они вымерли на севере? И почему вообще так получилось, что близкородственные формы, шерстистые и голые, оказались так разнесены по ареалам? Одни — в тундре, другие — в субэкваториальной зоне, и ничего в промежутке? Это — естественно?
По-моему, нет. По-моему, здесь какой-то мухлёж. Вот мастодонты — они повсеместно обитали, с непрерывными ареалами, покуда не вымерли. И это — как раз логично. А с более современными слоняками — ерунда какая-то получается.
Я думаю, эта более модерновая версия мастодонтов — появилась на севере. В виде мохнатых мамонтов. А потом — они не то, что целиком вымерли (хотя какие-то и умирали, разумеется), а просто негры выкрали их (как и шерстистых носорогов), вывезли в Африку, постригли — да так они там и прижились. И не стали шерсть отращивать, потому как жарко.
Кто-то скажет, что это ламаркизм, а то и лысенковщина, а то и конспирология, но вот покуда африканские страны не представят убедительные доказательства, что «ихние» слоны не являются украденными у нас и бритыми наголо мамонтами — можно считать обратное. И, соответственно, требовать от африканских стран компенсации. Поскольку же у них практически ничего нет, кроме слонов (которых и не надо трогать, коль уж прижились там) — то придётся отдать территории. Которыми Россия погасит свой долг перед Украиной.
Вот так всё можно разрулить, если иметь дипломатическую жилку и немного соображать в лингвистике.