Поговорим лучше о делах давно минувших и более масштабных. О делах выживания и гибели не одной нации, и даже не одного вида, а многих видов, некогда доминировавших на планете.
Нет, не динозавров. Об исчезновении мегафауны в северном полушарии в Старом и Новом свете. Мамонты, шерстистые носороги, пещерные медведи, всякое такое.
Некоторые говорят, что их истребил человек современного вида, поскольку их исчезновение вполне совпадает с его расселением из Африки по просторам Евразии, далее – Америки (но и нужно понимать, что это заняло многие тысячелетия, даже десятки тысячелетий).
Некоторые говорят, что человек здесь ни при делах, а вся эта мегафауна вымерла от изменений климата и последовавшей бескормицы.
Сразу отмечу, данное утверждение представляется очень зыбким. Изменения климата в четвертичном периоде – имели место не один раз и даже не один десяток раз. Это были последовательные, ритмичные волны наступления и отступления ледника (мы и сейчас живём в межледниковье, и если не научимся глобально подогревать Землю – через несколько тысяч лет окажемся в новом леднике).
И последний Вюрм, при котором гомо сапиенс проник в Евразию, – это далеко не самый суровый был ледник. Но вот все прежние – мегафауна пережила. Да и странно было бы не пережить.
Ледник-то – он же не в одночасье наступает, а веками, потихоньку. А Евразия, Сибирь – это равнина, по большей части. Никакие серьёзных препятствия для миграции по линии север-юг. Похолодало, сократилась кормовая база – значит, пояс привычного ареала для тех же мамонтов плавно смещается на юг, и они вместе с ним.
Где была тайга – стала тундра. И пришли мамонты. А как потеплело, как стала высвобождаться тундра из-под ледового панциря – мамонты возвращаются на север (естественно, далёкие потомки тех, которые откочевали на юг). И так – двадцать раз.
Но вот в двадцать первый – мамонты почему-то резко вымерли. И аккурат тогда, когда в их ареал расселился человек.
Поэтому, кажется всё-таки, что какая-то связь между этими событиями имеется. Ну, когда в доме обнаруживают труп с раскроенным черепом, а на видеозаписи запечатлён какой-то чел, заходивший в этот дом как раз в момент наступления смерти, - следствие обычно склонно если не подозревать его сходу, то хотя бы познакомиться и задать кое-какие вопросы. Это не паранойя ментовская – это логика.
К сожалению, своим далёким предкам кроманьонцам – мы не сможем задать вопросы об их причастности к исчезновению мегафауны. Можем лишь догадываться, что какая-то связь тут существует.
Но резонно ли предполагать их именно в истреблении мамонтов, шерстистых носорогов и проч?
Я бы сказал, это тоже не очень резонно. Ибо, если допустить подобное предположение, что люди повывели мамонтов в Евразии и Северной Америке, охотясь на них, - приходится спросить, почему африканцы и индийцы не повывели своих слонов?
Или неграм кушать не хотелось? Или они слонятину не едят? Да всю историю Африки они недоедали, и кушать им хотелось так, что они что угодно готовы были употреблять (включая соседей и даже соплеменников). Но вот популяции слонов соседство с человеком будто бы совсем не угрожало. Они были многочисленны и чувствовали себя вполне уверенно. Проблема для них возникла уже гораздо позже, когда прибыли европейцы, алчные до слоновой кости, и внедрили крупнокалиберные штуцера. Тогда действительно браконьерство создало угрозу резкого сокращения или даже вымирания слоновьей популяции в Африке.
Но вот пока на них могли охотиться лишь с копьями и луками – слон был, мягко говоря, не самой заманчивой дичью. Не говоря уж про носорога. Это очень опасно, тыкать деревянной палкой в трёхтонную «тяжелобронированную» тушу, способную в мгновение ока ускориться до сорока километров в час и растоптать пару десятков охотников.
Говорят, северные наши предки охотились на мамонтов как-то хитро, устраивали ловушки, заманивали в ущелья, забрасывали камнями сверху.
Ну, допустим, иногда это и происходило. Ради какого-то особого самоутверждения старшего сына вождя, ради украшения новой юрты шамана мамонтовыми бивнями – или что там ещё? Когда удавалось завалить мамонта - конечно, это было праздником, и о том слагались песни. Но чтобы это могло быть регулярной практикой, реально изничтожившей всю популяцию мамонтов, шерстистых носорогов и пещерных медведей?
Да ладно! Тогда бы уж индусы – точно всех своих слоняк повывели. Ещё в доарийские времена, поскольку Индия всегда была одним из самых густонаселённых мест на планете. Уже ко времени Хараппской культуры. Но вот как-то и в Индии слоны страдали всё больше от распашки джунглей под поля, а не от охотничьей активности гомо сапиенс. И далеки, впрочем, от вымирания были даже к началу двадцатого века.
Думаю, первобытным северянам нужно было быть сумасшедшими, чтобы охотиться на мамонтов и шерстистых носорогов, когда вокруг бродят стада, скажем, северных оленей (карибу в Америке). Ну вот как-то оно – побезопасней. Тем не менее, северные олени благополучно пережили соседство с человеком (лишь некоторые особо крупные виды вымерли), а мамонты – нет.
Поэтому можно предположить, что хотя появление человека имеет связь с исчезновением мегафауны, но – это не прямое физическое уничтожение ради мяса и шкур.
И тут впору задаться вопросом, почему при контакте с человеком вымерла именно шерстистая мегафауна, а «гладкокожая» (вроде слонов, африканских носорогов и бегемотов) – выжила.
Шерсть – это не только ценный поделочный материал. Это – ещё и блохи (и всякие другие насекомые). А они – разносчики заразы.
Можно ли допустить, что вследствие контакта с человеком шерстистая мегафауна оказалась подвержена неким ранее неведомым ей инфекционным болезням, которые вызрели у гомосапа, и к которым сам он приспособился, а они, эти мамонты и носороги – оказались очень уязвимы?
Что ж, мы это видели при воссоединении двух ветвей собственно человеческого вида, когда ветрянка выкосила процентов девяносто индейцев обеих Америк.
Но, думаю, главным носителем (и разносчиком) болезней в доисторические времена был не столько даже сам человек, сколько его первый и лучший друг (тоже шерстистый, тоже блохастый).
К тому моменту, когда началось расселение людей в предледниковые ареалы обитания мамонтов и шерстистых носорогов – волк уже был доместицирован, превратился в собаку.
И вот сложно представить, какие могли бы быть в повседневной жизни физические контакты у собственно человека с мамонтами и шерстистыми носорогами, чтобы передать своих микробов. Вряд ли у тогдашних охотников имелся обычай, проходя мимо, похлопывать мамонта по ноге. Во всяком случае, в Африке негритянские охотники не были замечены за тем, чтобы обниматься с дикими слонами (от них стараются подальше держаться, по понятным причинам). Наверное, и сибирские древние охотники – тоже старались держаться подальше от мамонтов и носорогов.
Но вот собака – она действительно могла подскакивать, обгавкивать, задираться, и в этот момент – сообщать своих блох. А те – несли неких микробов, «воспитанных» на многих поколениях собак, и безобидных для них, но – убийственных для мохнатых «слонопотамов».
Почему не вымерли таким же образом более мелкие животные, всякие лоси-олешки, которые тоже могли нахвататься блох от собак?
А вот здесь уже, полагаю, дело в численности популяции и скорости воспроизводства. Чем крупнее животное – тем, естественно, длиннее у него репродуктивный цикл. И тем губительнее для него любая эпидемия. Она рискует критически проредить популяцию раньше, чем сформируется новая из генетических резистентных особей, имеющих повышенный специфический иммунитет.
То есть, когда от болезни дохнет девяносто процентов каких-нибудь полёвок – выжившие десять процентов быстро находят друг друга и в считанные годы популяция восстанавливается.
Когда гибнет девяносто процентов мамонтов из популяции, разбросанной на огромных пространствах, – получается, как в мультике, когда Мэнни чудом нашёл подружку своего вида, да и то она считала себя опоссумом.
Ну и вот такой мог быть, теоретически, механизм вымирания мегафауны. Собаки, блохи, вирусы.
Но подтвердить или опровергнуть мою «теорию» будет, вероятно, затруднительно. Ибо, хотя имеются хорошо сохранившиеся туши мамонтов, но мы мало что знаем об их физиологии (для этого живое существо наблюдать надо), и потому не можем уверенно судить, больной перед нами мамонт или здоровый. И связано ли с его болезнью присутствие в его организме тех или иных микробов/вирусов (а они, естественно, в любом организме присутствуют в великом разнообразии).
Однако, если удастся как-нибудь клонировать живого мамонта из сохранившегося ДНК (возможно, не такая уж фантастика будет в ближайшие десятилетия) – можно будет и проследить за его физиологическими процессами. И если он болен – вычленить возбудителя, сравнить с тем, что можно найти в останках древних людей и их собак.
Если подтвердиться – по крайней мере, с нашего вида будет снято подозрение в намеренном и злостном истреблении мохнатых слоняк и носорожиков. Получится, что оно было – но ненамеренное.
С другой стороны, североафриканскую лошадь – возможно, люди на самом деле истребили на мясо. Это животное могло быть очень уязвимым, не имея природного страха перед человеком (мы прошли по Америке очень быстро, буквально за пару тысяч лет, если не ещё стремительней, и к нам никто не имел шанса привыкнуть за такое короткое время). И оно слишком мелкое, относительно быстро размножающееся, чтобы его могла напрочь выкосить эпидемия.
Более того, в отсутствие домашней лошади, люди и не смогли бы продвинуться через прерии, не пожирая диких. Ибо для пешей миграции степь – гиблое место. Там нечего делать, нечего ловить с точки зрения охотника и собирателя. Но вот если всюду пасутся непуганые лошадки, которые подпускают к себе и позволяют убивать, - можно пройти и через степь. Оставляя за собой обглоданные лошадиные кости.
Североамериканские бизоны, тоже обитатели прерии, - также не боялись человека. Но, полагаю, они имели больше оснований для этого. Им впору бояться стало – когда появилось огнестрельное оружие. Тогда-то их действительно практически истребили. А в древние времена – благополучно выжили, в отличие от лошадок.
И это, думаю, подтверждает очевидную мысль, что первобытный охотник, не будучи самоубийцей, предпочитает более безопасную дичь. Поэтому и крайне сомнительно, что люди целенаправленно и маниакально истребляли мамонтов, когда рядом оставались олени и зайчики.
Но в американской прерии наиболее удобной дичью была, вероятно, именно лошадь. Поэтому можно допустить, что их не столько перезаражали, сколько схарчили, а потом – люди там ещё очень долго в прериях не жили. Вплоть до повторной интродукции лошади уже испанскими конкистадорами. Вот тогда – прерию оказалось возможным покорить.
Замечу, исчезновение лошади в Америке – это был, наверное, чуть ли не самый существенный фактор, замедливший их цивилизационное развитие. Точно так же, как волны конных (колесничных, поначалу) кочевников, захлёстывавшие осёдлые, аграрно-деспотические цивилизации – это было чуть ли не самым существенным фактором ускоренного развития Евразии.
Конечно, жителям аграрной, относительно развитой империи было не очень приятно, когда на них обрушивались высокомобильные отморозки из степи, и всех резали, всё разрушали, но в глобальном историческом смысле – это была полезная «зачистка».
Пара-тройка веков – и вчерашние варвары порождали новую цивилизацию, качественно более высокую, более технологически продвинутую. И так – покуда не размякали в осознании своего несравненной возвышенности, покуда не приходили новые мобильные варвары из степи.
И это было ужасно – но это было и хорошо. А то ведь дай волю крестьянчикам да их деспотическим правителям – они тысячелетиями могут сидеть на жопе ровно, топтаться на одном месте, гармонизировав своё общество и сакрализировав власть, уничтожив самое потребность в инновациях. Жестоко – но время от времени их приходится сносить. Ради того, чтобы мы когда-нибудь запустили долбанный корабль на Альфу Центавра. Крестьяне и фараоны – этого не сделают.
Естественно, последовательное развитие мезоамериканских цивилизаций происходило по тому же сценарию (волны варваров, сметавшие прежних осёдлых земледельцев), но это происходило медленнее. Прежде всего – из-за отсутствия лошади.
Еськов, помню, критикуя Джарреда, предлагал её лосём заменить, по принципу «советского автопрома» (пусть хреново, но ездит), - но это несерьёзно. Конница – это царица степей. Только там она раскрывает свой стратегический потенциал. В лесу лосиная кавалерия будет довольно бесполезна, даже если удалось бы её создать (а в степи – что там лось щипать будет?)
Нет, боюсь единственным животным, годящимся на роль лошади, - была только лошадь. Ну, в аравийских землях – верблюд ещё, в какой-то мере.
И вот американским жителям очень крепко вдарило, бумерангом, что они то ли сожрали, то ли заразили своих лошадей (в данном случае - сожрали, скорее).
Поэтому я всегда говорю своим юным коллегам и своему сынишке: прежде, чем кого-то грохнуть, – подумай, а не может ли он быть тебе полезен? :-)
Мамонтов, тем не менее, мы бы вряд ли сумели сберечь, поскольку их, похоже, мы убили не охотой, а самим фактом своего вторжения, со своими собаками и блохами.