Мне на днях задан был такой вопрос, и я попробую ответить на него более-менее развёрнуто, хотя, конечно, придётся кое-что упрощать, поскольку иначе слишком много придётся разбирать всяких событий, обстоятельств и факторов.
И проще всего было бы сказать, что Египет, некогда могущественная сверхдержава, вследствие косности своего политического устройства пришёл в упадок, фараонский маразм нарастал, ошибки системы наслаивались и усугублялись, без возможности их откорректировать после победы оппозиции на выборах и взятия нового курса, а персы, напротив, были на подъёме, потому так легко всех и рвали (пока не дошли до греков, которые к тому времени имели аж демократию, а потому порвали персов).
Но это, конечно, был бы очень упрощённый взгляд на вещи.
В действительности, нельзя сказать, что Египет пришёл в упадок к шестому веку до н.э. Нет. В упадок пришла лишь та идея, что Египет может сохраняться и процветать как суверенная держава. С того момента, как это было осознано, Египет вообще очень легко стал покоряться иноземным завоевателям. Персам — пришлось приложить сравнительно незначительные военные усилия (по сравнению с тем, что им пришлось пережить в Греции спустя несколько десятилетий — и безрезультатно). Александру, пару веков спустя, вообще не пришлось воевать собственно в Египте, чтобы взять его под контроль. Цезарю — для этого достаточно было закрутить флирт с Клёпой.
И можно было бы заподозрить, что вот так деградировала воля египетского народа к сопротивлению захватчикам, вот так выродились его элиты, что столь легко мирились с утратой суверенитета, вместо того, чтобы, встав нерушимой стеной вокруг Долины Царей, с криком «За пирамиды! За Рамзеса Второго!» метнуть во врага последний дротик и броситься грудью на его мечи.
Но тому были объективные причины. И тут нельзя рассматривать один только Египет в отрыве от регионального контекста (то есть, от состояния всего Средиземноморья и Ближнего Востока).
Этот же контекст, если кратко, сводился к тому, что регион был на подъёме.
Вот произошёл Коллапс Бронзового Века в 13-12 веках до н.э. Вызванный прежде всего климатическими причинами — довольно серьёзным циклическим похолоданием. Сократилось производство продовольствия во всех областях (но чем севернее — тем радикальнее). Это привело в движение «варваров», которые раньше набегали на развитых соседей только ради «спорта», а теперь им просто деваться некуда было, когда заморозки год за годом бьют их посевы. Развитые нации вынуждены были наращивать военные усилия и расходы, отвлекая ресурсы от и без того проседающего аграрного производства. Падала и торговля, рвались связи, позволявшие дотоле коллективное процветание. Ну и во всей этой передряге (даже худшей, чем Кризис Античности в середине первого тысячелетия нашей эры) из всех прежних великих цивилизаций, собственно, только Египет и устоял, сумев отмахаться от «народов моря». Поскольку имел главный в таких условиях ресурс — продовольствие.
Дельта Нила — это такое место, что даже в период похолодания позволяет собирать достаточно нямки, чтобы содержать большие армии. И они будут драться с захватчиками, когда про тех известно, что это дикие отморозки, уже ушатавшие микенцев, минойцев, хеттов, а потому для египетского народа (и элиты) вопрос стоял не о выгодности или невыгодности военных усилий, а об элементарном выживании.
Ну и вот Египет выжил, а для всех прочих наступили Тёмные Века.
Но проходит время, — и где-то века с восьмого до н.э. регион потихоньку оживает. С одной стороны, климат становится благоприятнее, позволяя растить больше нямки не только в Долине Нила, с другой — бывшие варвары, осевшие на руинах прежних цивилизаций, потихоньку окультуриваются, развивают ремёсла, затевают торговлю.
А это — создаёт в целом запрос на обеспечение её, торговли, безопасности и эффективности. То есть, теперь можно уже думать не о том, как выжить, а о том, как жить лучше, создавая, продавая и покупая всякие полезные вещи. Это — становится приоритетом для нормальных людей, что бы себе иное ни думали всякие сакральные правители и упёртая военщина. При любой форме правления — неизбежно повышается фактическая роль торговой (да и агропромышленной и просто промышленной) олигархии.
И её — неизбежно начинает раздражать такое состояние, когда весь Ближний Восток, по которому снова забегали караванчики, представляет собой лоскутное одеяло разных царств той или иной степени «великости» (или паршивости), где мало, что каждый царёк дерёт пошлины, как ему заблагорассудится, так ещё они и воюют между собой, как будто делать совсем нефиг, а это значит, что и банды дезертиров, и просто разбойники хулиганят.
Объективно — возникает запрос на империю. То есть, более-менее единое и упорядоченное политическое пространство, которое бы обеспечивало безопасность растущего производства и торговли.
И вот появляется такой парень, как Кир Второй. Он при рождении имел другое имя, но, честно сказать, ранние его годы скрываются в тумане. Геродот упоминал четыре версии, одна из которых — что младенца-царевича злые люди отнесли в лес, обрекши на гибель, но его сначала вскормила собака, а потом воспитал её хозяин пастух.
Геродот, стараясь рационализировать данную историю, предположил, что на самом деле младенца вскормила всё-таки жена пастуха, которую просто звали «Спака», что по-мидийски «собака» (и у народов пастухов-охотников собака, как правило, не «ругательство»).
Но я думаю, что и версия с собакой-кормилицей — тоже нормально. В конце концов, имел же место, чуть ранее, похожий случай в Италии, когда даже не собака, а волчица вскормила даже не одного, а двух младенцев тоже царского рода и тоже обречённых на смерть.
Думается, это был популярная история у индоевропейцев (а возможно, и не только). Когда заявляется никому не известный парень и говорит: «Я, вообще-то, царского рода, но меня бросили умирать, поэтому я не имею отношения вот к тем негодяям, которые тиранствуют тут сейчас, но — имею права на власть. Ибо так угодно богам, чтобы я выжил и вернулся. Они послали волчицу (собаку), чтобы спасти меня. Ибо как можно ещё объяснить этот удивительный факт, что меня вскормила волчица, кроме как волей богов? К слову, это была очень толковая волчица: она научила меня строить города и править государством. Уж точно лучше, чем это делает тот гадкий узурпатор, который правит вами сейчас».
Ну и отношение к действующему правителю может быть такое, что люди признают правомерность притязаний конкурента, даже если немножко сомневаются в некоторых деталях его младенческой биографии. Но — звучит достаточно красиво, даже романтично, а где-то и «божественно», чтобы увлечь тех, кто не сомневается и в таких байках.
Этот парень захватывает власть. Так было и с Киром. Сначала — в одном персидском племени. Что ж, он проявил себя как очень дельный правитель — особенно, на фоне соседних. Поэтому, когда он стал подгребать под себя соседние племена — там не все были готовы стоять насмерть за право своего тиранчика продолжать их дальше тиранить.
А чем дальше — тем больше. Кир вёл себя как исключительно гуманный и разумный завоеватель. Он, невероятно представить, запрещал своим войскам грабить города — и не казнил даже тех царей, которые оказывали ему сопротивление. Отправлял в ссылку.
Люди смотрели на это и приходили к убеждению, что эти персы — вполне приятные ребята и с ними можно иметь дело. И чем больше были развиты ремёсла и торговля в городе или царстве — тем обычно легче они сдавались персам. Потому что те действительно обеспечивали удобные условия для бизнеса, были куда лучшей крышей, чем та, что имелась.
И когда местный царёк начинал чего-то говорить, типа, давайте пойдём в наш последний бой и все умрём во славу моих предков — ему авторитетные люди могли сказать: «Это на здоровье, ваше величество, но вот только, пожалуйста, где-нибудь в другом городе. В этом — мы предпочитаем жить и делать дела. А вообще, нас больше интересуют торговые маршруты и рынки сбыта, которые контролируют персы, а не ваши понты».
Нет, я немножко утрирую — но кое-где бывало и буквально так. В целом Кир за очень короткое время сколотил свою огромную империю со сравнительно очень малыми военными усилиями. Потому что она в целом была востребована в этом регионе, и персы встречали далеко не такое энергичное сопротивление, какое могло бы ожидаться от таких населённых и промышленно развитых областей.
С другой стороны, когда Кир вынужден был заняться проблемой массагетов, североиранских диковатых кочевников (которые, конечно, всегда начинают «набигать», почувствовав вкус добычи у богатеющих осёдлых соседей) — вот там он встретил очень ожесточённое сопротивление. Потерпел поражение и лично погиб.
Почему? Ну потому, что, хотя некоторую торговлю ведут и кочевники — но они не так всё же плотно интегрированы в это дело. Они довольно самодостаточны. И уж тем более — плевать им на защиту караванных маршрутов от разбойников, когда главные разбойники — это, собственно, они и есть. Поэтому для них сохранение привычного и весьма привольного кочевого уклада (с элементами бандитизма) — это такая ценность, которую они будут защищать действительно отчаянно.
Сын и преемник Кира, Камбиз, продолжил ту же политику, что и папа. Умел не столько устрашать военной мощью и свирепостью своей империи, сколько — убеждать в выгоде сотрудничества с ней.
И вот дошло до Египта. Конечно, фараон Псамметих III был не в полном восторге от мысли о том, чтобы влиться в Персидскую империю на правах сатрапа, но многие другие люди — были не в восторге от мысли о затяжной войне с персами.
То есть, даже если Египет сумеет удерживать оборону и не пускать персов вглубь страны — что он с этого получит?
Египет — это прежде всего житница Ойкумены. Его благополучие, во многом, зависит от торговли зерном. Прежде всего — по морю (хотя и караванами через Синай — тоже).
При этом, металлов мало, леса для строительства кораблей — тоже мало. И если персы даже не будут пытаться наступать, а просто блокируют Дельту Нила тем огромным флотом, какой в их распоряжение предоставили покорившиеся им финикийцы — то чем прорывать эту блокаду? Это просто нереально. Да и сухопутные маршруты ведут в те земли, которые находятся под властью персов.
Поэтому встал серьёзный вопрос, что лучше потерять: суверенитет или рынки сбыта? Ну, фараон, конечно, был преисполнен патриотизма по отношению к самому себе, но часть даже военной элиты — видимо, не разделяла его самооценки. Есть намёки, что в решающей битве при Пелусии командующий египетским флотом с заведомо коварным именем Уджахорресент переметнулся на сторону персов, за что они ему дали бочку варенья и корзину печенья.
О прочих египетских войсках говорится, что они оказывали ожесточённое сопротивление, но гадкие персы придумали подлый трюк: привязали ко своим щитам кошек, священных для египтян, и те не смогли стрелять.
Конечно, следует принимать во внимание, что эту байку рассказывают греческие историки, и в такой период, когда у них была некоторая склонность к антиперсидской пропаганде.
Хотя можно предположить, что кошки всё-таки имели место. Вот видят египтяне перед собой персидское войско и держат военный совет. И кто-то говорит: «Господа, мы бы оказали им решительный отпор, но приходится допустить самое страшное. Что, если они где-то наловят кошек и привяжут к щитам, что будет ужасным оскорблением для Бастет? Пожалуй, мы не должны провоцировать персов на такое святотатство. Вероятно, придётся сдаться. Но помня при этом, что если бы не мысль о кошках — мы бы оказали такое ожесточённое сопротивление, какого ещё не видел мир».
В общем, обстоятельства сложились так, что буржуазия — явно была заинтересована в сотрудничестве с персами. Простонародье, крестьяне да ремесленники? Да они тоже что-то получали от сохранения и расширения рынков сбыта. Ещё, конечно, их занимал религиозный вопрос — но тут персы были очень веротерпимы, вообще не допускали никаких наездов на верования народов, которых покоряли. Поэтому и сомнительно, что они могли так дурно обойтись с кошками. И более того, именно для ублажения религиозных и политических чувств египтян, Камбиз провозгласил себя, до кучи, фараоном Египта. Раз уж им привычно именно это звание.
И даже военные поумнее — понимали бесперспективность затяжной войны. А рассчитывать на то, что персы отступятся, получив один раз жёсткий отпор — явно не приходилось.
Египет покорился сравнительно легко и гладко не потому, что пребывал в упадке и разорении. Нет, он был на подъёме, как и весь регион. Но — он хотел подниматься дальше. А это было невозможно, если вести безнадёжную войну с теми, кто контролирует значительную часть твоих рынков сбыта, а доступ к другим — запросто может перекрыть морской блокадой.
Тут могут спросить, почему тогда, спустя несколько десятилетий, действительно ожесточённое сопротивление персам оказала Греция, которая тоже была на подъёме, тоже была заинтересована в росте торговли.
Что ж, в Греции, как известно, всё есть, и водились разные люди. Некоторые их сообщества — были очень консервативны, бережно хранили доблестные традиции своих отмороженных предков. Ну да, Спарта, в первую очередь.
И я думаю, если сказать спартанцу «Тебе лучше признать Дария своим царём, поскольку это повысит для тебя доступность шёлковых хитонов и фалуде (персидский прообраз мороженого)» - можно сразу в глаз копьём получить. Нет, эти ребята готовы были пойти на принцип, что доказали в Фермопилах.
Но несмотря на весь спартанский героизм, главную-то роль в греко-персидских войнах сыграли Афины. Которые к тому времени были быстро развивающимся торговым полисом, почувствовавшим вкус не только к демократии, но и к нарождающейся талассократии. То есть, они не то чтобы «правили морями», но ценили своё влияние в морских операциях. И хотя были заинтересованы в торговле с Азией, которая находилась под персидским контролем, но плавали и в Карфаген, и в Италию (как и мореходы из других торговых греческих полисов, помельче). То есть, их убытки от войны с персами — были не настолько фатальны, как для Египта. А причины, чтобы покоряться — не настолько существенны.
Собственно, прежде персам пробовали оказывать сопротивление и греческие полисы в Малой Азии, поскольку тоже не слишком-то нуждались в персидской протекции на море, но их оказалось возможным взять с суши. А вот переправа войск в Грецию — это уже более сложное военное предприятие. Тем более — попытки блокады её берегов.
Понимая это, греки чувствовали себя в достаточной силе, чтобы послать Дария и потом Ксеркса нафиг с их притязаниями. Ибо можно делиться с крышей, если она, во-первых, необходима, а во-вторых, неизбежна, когда без неё просто не будет торговли. Но если можно не делиться и самому себе быть крышей, безо всяких Царей Царей над тобой — то, конечно, второе предпочтительней.
Да, и ещё у персов было запрещено частное рабовладение, а для греков это, конечно, было бы существенным ущемлением такой важной свободы, как право иметь рабов. Не то, чтобы рабский труд играл критически важную роль в греческой экономике (хотя, конечно, частное рабовладение способствует её развитию), но это просто приятно — иметь в своём домохозяйстве живых разумных существ, о которых можно заботиться, которых можно воспитывать, развивать. Чисто по-человечески приятно, даже без экономических выгод. Ведь в конце концов, собак и кошек тоже заводят не ради экономической выгоды, а потому, что они прикольные. Но люди — они ещё прикольней, будучи более разумны и «интерактивны». К тому же, рабовладение смягчает нравы, когда возникает понимание, что даже врагов можно не только убивать, но и приспосабливать ко всяким полезным для тебя делам.
Поэтому общество, достаточно вызревшее для того, чтобы установить частное рабовладение, естественно, будет в штыки (и сарисы) воспринимать варваров, которые до этого ещё не дозрели и требуют отменить.
К тому же, в пятом веке персы уже были немножко не те, что в шестом. Тогда-то Кир (да и Камбиз) выступали реально как освободители, а не покорители. Но со временем империя, создав действительно удобное пространство для торговли и обмена знаниями, начинает деградировать.
Даже сохранение достигнутого, не говоря уж о расширении, требует всё больших военных расходов. Для этого взвинчиваются налоги. Люди начинают роптать и даже бунтовать. Усмирение требует ещё больших военно-полицейских усилий или социально-политических раздач пряников народным массам за счёт бизнеса. В целом методы администрирования ужесточаются, вызывая ещё большее недовольство. Держава начинает параноить, во всём видя угрозу себе. Душит всякие намёки на свободную мысль. Ну и, по прошествии времени, теряет привлекательность для тех, кто мог бы двигать её вперёд.
Поэтому в пятом веке персидская держава показалась непривлекательна грекам, а в четвёртом — уже и самим персам. Не сказать, что Александр Македонский взял их совсем уж голыми руками, но, опять же, понятно, что такой огромный и населённый регион — мог бы оказать гораздо более сильное сопротивление какому-то заморскому щенку с горсткой его гоплитов и гетайров. Но вот — не больно-то захотели оказывать, когда Александр представлялся более привлекательной крышей, чем персы.
А конкретно Египет — сдался вообще без боя. И не потому, что они такие отсталые или трусливые, а потому, что к тому времени было уже чёткое понимание бессмысленности войны с теми, кто взял контроль над рынками сбыта египетского зерна.
Иногда говорят, что Египет всё-таки вёл национально-освободительную борьбу, и против персов, и против греческих Птолемеев, и против римского господства, указывают те или иные восстания. Но тут следует иметь в виду, что Египет, как аграрную страну, постоянно испытывавшую лютый демографический перегрев — регулярно и на протяжении всей их непомерно долгой истории сотрясали восстания и гражданские войны. Тут иногда несколько преувеличивают незыблемость сакральной власти фараонов.
То есть, было, конечно, общее понимание, что настоящий фараон — фигура сакральная, но порой возникали сомнения на счёт того, какой именно из представленных «на рынке» фараонов — настоящий.
А как не стало власти родных фараонов — ну, пришлось восставать время от времени против той власти, какая есть. Персидской, греческой, римской. По мере того, как эта власть, бронзовея, обзаводясь всё более громоздкой военщиной и бюрократией, норовила выкачать побольше налогов и закручивала гайки.
Хотя на самом деле — это необязательное условие для восстаний в Египте.
Скажем, Хосни Мубарака — не назовёшь каким-то особо свирепым диктатором. Да и экономическая ситуация была не то чтобы провальная. Но египтяне, теперь уж преимущественно арабы, просто сверили часы и сказали: «Кажется, настало время для восстания, а то слишком давно не было».
А если б Египтом правил персидский сатрап — восстали бы против него. Но, полагаю, хотя Иран и лелеет в глубине души планы восстановления Персидской империи в размерах где-то так на конец шестого века до нашей эры, но в нынешнем его состоянии он вряд ли сумеет сделать региональным бизнес-элитам предложения столь же заманчивые, что были у Кира. И у него несколько менее цивилизованная репутация.
Что же до древней Персидской Империи, то многие люди, познакомившись с ней поближе, бывают от неё в полном восторге, воздавая должное стратегическому мышлению и дипломатическим талантам Кира. Говорят: «Но ведь объективно же была необходимость в создании такой державы — и всем при ней стало лучше. Не надо было Александру её ломать».
Я бы сказал так. Безусловно, возникновение империй — имеет какие-то причины. Более веские, чем желание какого-нибудь отдельно взятого амбициозного экспансиониста. Но и падение империй — тоже имеет причины более веские, нежели то, что там не уследили за крамолой и недостаточно закрутили гайки. Вернее же сказать, именно склонность империй закручивать гайки ради самосохранения — и является главной причиной того, что оно становится невозможно. Они деградируют (отстают в развитии), и в конечном итоге либо трескаются изнутри, либо сметаются завоевателем. Особенно, таким, который может предложить более привлекательную крышу для бизнеса. Поскольку государство — это оно и есть, в наилучшем своём проявлении. Когда пытается стать чем-то более «возвышенным» - становится бесполезным и сметается.
P-s.: Да, вот когда говоришь, что Капитолийская Волчица вскормила Ромула и Рема раньше, чем та собака-пастушка вскормила Кира, первостроителя Персидской империи, некоторые люди удивляются. Говорят: «Что за «фоменковщина»? Персы — они же, типа, реально древние, а Рим — это же было потом?»
Забавный эффект того, как устроено школьное преподавание истории. Нет, там не скрывают, конечно, дат, принятых в официальной хронологии (хотя точный год основания Рима — немножко под вопросом, но по археологии — даже раньше 753 года, как считали сами римляне, где-то в девятом веке).
Но вот в школе рассказывают сначала про Египет. Про то, какой он офигенно древний. Подумать только: две с половиной тысячи лет до нашей эры — а уже такие пирамиды, что до сих пор толком понять не могут, как их построили.
И откладывается в памяти, что Египет — он очень древний. Любой Египет. Что Хеопс, что Рамзес Второй, что Тутмос Третий — всё это непомерная древность.
Потом говорят (во всяком случае это так звучит): «Но тут Египет немножко пришёл в упадок, и его захватили персы». И хотя, повторю, даты не скрываются, но сознание недостаточно фиксирует, что «тут» между Хеопсом и персами — это две тысячи лет. Что фиксирует сознание — так это что персидская империя, наверное, помоложе Египта, но вот как-то незначительно. Что персы — они тоже очень древние (что применительно к народу-то как таковому и верно).
Далее изучают Грецию. Которая, получается, ещё моложе персов. А после неё — Рим. Который уж совсем молодой должен быть город по сравнению с такой седой стариной, как персы. То есть, начисто теряется комплексное восприятие развития региона, расстроена синхронизация событий. Которые, вообще-то, здорово влияли друг на друга.
Поскольку весь регион, по преодолении Коллапса Бронзового Века, снова оказался весьма таким взаимосвязанным и взаимозависимым — и хотел быть ещё более взаимосвязанным, по мере повсеместного экономического роста. Вопрос был лишь в том, кто больше достоин крышевать средиземноморскую и ближневосточную торговлю. И это был по-настоящему важный исторический вопрос, который и решался в ходе всех этих разборок, начиная где-то с восьмого века до н.э. Покуда, на фоне очередного похолодания и, соответственно, экономического спада, люди снова не впали в уныние и всякое мракобесие, не заразились той глупейшей мыслью, что надо искать спасение души в афтерлайфе, а не коммерческие прибыли для весёлой, насыщенной и полезной жизни в мире сём.