Продолжим наши штудии в увлекательном мире Глобалворминга и углекислоты.
Вот одним из серьёзных аргументов в пользу значительной «парниковости» СО2 — считается явная корреляция между его содержанием и температурой, устанавливаемым по пробам льда из Антарктиды и Гренландии.
На методах определения температуры (по соотношению обычного водорода и дейтерия) — останавливаться не будем. Ей-богу, ещё не хватало достоверность этих анализов ставить под сомнение.
И придираться к тому, что в этот лёд может заносить только очень глупый карбон, который решил за каким-то чёртом отправиться с ветром в Антарктиду или Гренландию — тоже не будем. Ну, на самом деле, он довольно равномерно распределяется в атмосфере, на сколько-то значимых исторических отрезках, поэтому если в пузырьках из пробы льда за такой-то ледниковый или потепленческий пик содержится столько-то углекислоты (в диапазоне от 180 до 320 ppm) — то, значит, столько в целом и было в тогдашнем воздухе. И ни в какой период — нет такого высокого содержания, как сейчас, около 400 ppm. Отчего, собственно, и бьют тревогу слабонервные товарищи. Поскольку корреляция-то углекислоты с температурой — действительно прослеживается чётко.
Отчего и Эл Гор стал жути нагонять. Что если при 300 раньше было потепленье — то что ж сейчас-то будет, при такой концентрации да таком стремительном росте?
Скептики — успокаивают, что зависимость обратная. Чем выше температура — тем больше высвобождается углекислоты из океана. Ну или что вообще и температура, и содержание углекислоты — это не связанные между собой функции некоего третьего фактора.
Но люди всё равно беспокоятся: а вдруг есть какая-то взаимосвязь, когда бы не только температура влияла на уровень углекислоты, но и наоборот? То есть, вдруг это всё-таки в значительной мере «парниковый газ» для Земли, значительно как-то может способствовать её подогреву. Что вроде бы бред для газа, составляющего хоть 300 ppm, хоть тысячу — но а вдруг? Ведь связь-то — налицо? И тогда, получается, мы уже, что ли, джина из бутылки выпустили, когда достигли концентрации, которой последние миллион лет не было (не самые благодатные в климатическом отношении миллион лет, следует отметить).
Что ж, попробуем обойтись без океана. Возьмём только сухопутный аспект.
Вот что вы думаете, глядя на влажные экваториальные леса, о плодородии их почв?
Большинство людей думают, будто там такой мощный компост должен быть, что реально палку воткни — и зацветёт.
И отчасти оно так, но — потому что тепло и влажно. А почвы, в действительности, там довольно скудные по гумусу. Можно сказать, этакая «гидропоника».
И смотришь на это буйство, и думаешь: «Ну, блин! Какова б ни была исходная почва — но можно ж было за столько-то веков наделать нормального, жирного компоста?»
А — не получается. Там жизнь кипит, деревья валятся, гниют под действием микробов, жучки-паучки всякие так и шныряют (иные такие, что лучше б вообще не было), а почву нарастить не выходит.
С другой стороны, что может подумать о плодородии почвы несведущий наблюдатель, когда смотрит на степь? Ну, как-то бедненько. Травинки-былинки, ничего особенного. А между тем — под этими травинками может быть до полутора метров шикарного чернозёма с очень высоким содержанием гумуса.
А что такое гумус? Сложная, конечно, субстанция, но если брать по базовым элементам, то наполовину — это углерод.
И вот что получается. Влажные экваториальные леса — это реально «лёгкие планеты». В том смысле, что они отбирают из воздуха СО2 — а выдают кислород. Как и положено растениям. Углерод — оставляют себе, конечно, но ненадолго. В почву он не уходит. Эту растительность — жрут слишком интенсивно. А потом — выдыхают СО2, как это и положено животным организмам и даже большинству микробов.
А вот степь — она работает по-другому. Травинки-былинки, какие бы ни были невзрачные, тянут СО2 вполне исправно. И тоже отдают кислород, а углерод — в себя. Но потом — они гораздо менее интенсивно потребляются фауной. Просто потому, что в таком климате — гораздо меньше фауны. Не то соотношение «дубья и зверья». В значительной части — отмирающая трава уходит в почву. Где, конечно, перегнивает, но вот так, что много углерода остаётся на месте.
И даже когда случается степной пожар — конечно, часть этой органики взметается в небо в виде углекислоты. Но только часть. Остаётся зола, а это преимущественно углерод, причём, такой, который никто не жрёт, и он тоже уходит в почву.
То есть, как ни покажется удивительно на первый взгляд, вот эти тропические влажные леса, вместе со своим зверьём — они очень мало связывают СО2. Это не каменноугольный период (когда СО2 просто и во много раз больше было). А степные регионы, несмотря на свою чахлость — связывают, уводят из воздуха в почву.
То же — и болота в прохладном климате, где мхи сгнивают не полностью, углерод оказывается связан в виде торфа.
А теперь вспомним, как распределяются разные биологические зоны при оледенении.
Вот наступает ледник (по циклу Миланковича, из-за смещения наклона оси, вероятно). Ну, куда наступил — там-то, понятно, что трава не расти. Это выморочные территории (которые на пике — очень значительная часть Евразии и Северной Америки). Но перед ним — сначала лиственные леса сменяются хвойными, где гораздо меньше соотношение «зверьё на дубьё», потом эта тайга может выгорать (и только часть углерода при этом, напомню, отдаст в виде СО2 в атмосферу), сменяться лесостепью, просто степью, а там — и тундра, на пике оледенения. Перемежающаяся кое-где мшистыми болотами.
Экваториальные же леса — при этом максимально сжимаются. Даже там, где им хватило бы тепла — не хватает влаги. Климат вообще довольно сухой становится, глобально. Значительная часть воды скована в панцирях, но главное — из-за низкой температуры падает испаряемость океанов, очень такой хиленький становится дождевой обмен.
И вот вся эта буйная фауна, которая процветает в экваториальных лесах, которая выдыхает углекислоту — иссякает. В целом существ, способных выдыхать углекислоту — становится сильно меньше.
Но при этом — её активно вытягивают из воздуха и переводят в почву более сухие экосистемы, вроде той же степи или саванны. Которые, в совокупности, занимают практически всё, что не ледник.
Ну и, думаю, понятно, что при этом будет падать уровень углекислоты в воздухе на всей планете? До критически низкой отметки, такой, что некоторым растениям пришлось переходить на новый тип фотосинтеза «по карточкам», С4.
Потом наклон оси возвращается — ледник начинает отступать. Климат становится более влажным. В тех местах, где всякие степи да саванны запасли гумус — поднимаются леса. Что особенно важно, расширяются экваториальные леса. Плодится больше живности, насколько позволяют эти новые, более дружелюбные условия. Живность выдыхает углекислоту. И уровень восстанавливается.
При этом, говорят, на в целом коррелирующих графиках температуры и СО2 есть какие-то перехлёсты, когда, вроде, не понятно, что за собой что тащит, когда можно предположить, будто бы и СО2 на температуру реально влияет?
Не на этой планете. Надо просто посмотреть, какие конкретно экосистемы преобладали в данный момент (в данном тысячелетии) в тех или иных местах. Поскольку, при общем отступлении ледника вверх по широтам — высвобождаемые площади всё-таки неравномерны.
И вот могло так получаться, что хотя у нас идёт потепление, но где-то, в достаточно обширной области, тундру (где олени жрут ягель, а углерод почти не уходит в почву, да и вообще жизнь еле теплится) сменяет лесоболотный ландшафт, а там идёт активное изъятие СО2 из воздуха. И это, несмотря на общую тенденцию к потеплению, может дать провал углекислоты.
Ну а потом в той же обширной области заболоченный, «вологодского формата», лес сменяется обычным смешанным — а там уже нормально и бурелом гниёт, и зайчики прыгают, выдыхая СО2.
В общем, думаю, тут не стоит клиниться на одной лишь способности океана поглощать и выдавать углекислоту, которая бы однозначно зависела от прихода-ухода ледника, а стоит обратить внимание на нюансы углекислотного обмена на вполне себе живой суше, вот как там распределены в данный момент разные экосистемы. Поскольку одни практически всю потреблённую растениями углекислоту возвращают в атмосферу (поддерживая мощную фауну), а другие — заныкивают в гумус. И это может порождать «артефакты», который ошибочно и принимают за влияние СО2 на планетарную температуру.
Не, на Земле — оно микроскопическое. И будет таковым что при 400 ppm, что при 1400.
Ну а что этот достигнутый ныне уровень 400 ppm — беспрецедентный за последние миллион или даже несколько миллионов лет — ничего удивительно. Действительно, до нас — углекислотный баланс оперировал только теми жалкими остатками, что сохранились в атмосфере (и океане, но он мизерное количество готов отдавать) к плейстоцену, еле-еле балансируя на грани между 180 и 320. Основная-то масса прежде доступного углерода была заныкана в каменном угле и нефти. Ни травинки, ни зверинки — дотянуться до этих запасов не могли, чтобы их высвободить и вдохнуть новую жизнь в планету. Для этого ей пришлось создать нас.
Но, конечно, при употреблении этих ископаемых запасов карбона на наши энергетические нужды — следует соблюдать правила приличия, фильтровать всякие сопутствующие небезопасные примеси. К которым углекислота, конечно, не относится. Она только к грядущему процветанию растительного (а за ним и животного) мира относится.
И, конечно, это не отменяет строительства ветрячков и солнечных электростанций. Тоже с соблюдением экологических предосторожностей. Но нам, в общем-то, понадобится вся энергия, до какой мы сможем дотянуться, пока не начнём получать её с орбиты.
А тогда, напомню, мы реально подогреем планету градусов на пять, чтобы здесь было ещё уютней и живописней.
Да, и я не работаю на Газпром и Роснефть. Работал бы - топил бы за Глобалворминг. Чтобы чокнутые европейские активисты заставили закрыть все собственные программы по нефтегазу - и попали в неизбежную зависимость от.
К слову, вот деятелей из IPCC - желательно было бы проверить, не получают ли они зарплату ещё и в Газпроме :-)