Продолжим наши этимологические вечера.
И я знаю, что некоторым читателям мои эти этимологические антимонии скучны, на что они даже жаловались мне — но тут уж ничего не поделаешь. Тут не важно, что нравится им - тут важно, что нравится мне. А я — тиран и деспот, и гангстер от лингвистики. Тут уж револьвер к виску — и читай. Никак иначе :-)
Серьёзно же, сразу предупреждаю, что никоим образом не имею оснований считать себя профессиональным лингвистом. Я лишь кое-как могу читать на латыни, да и то реконструируя смыслы из современных романских языков; могу запросто ошибиться в синтаксисе, цитируя староанглийский Беовульфа; а о древнегреческом — имею представление, в общем-то, на уровне «Легенд и мифов» в собрании А. Куна. Деванагари же санскрита — просто не знаю (это, типа, буквочки? Прикольно!). Это совершенно несерьёзная база для каких-то научных исследований. Но, конечно, это не мешает мне, с самонадеянностью дилетанта и недоучки, выдвигать всякие сумасбродные теории (вплоть до, скажем, сомнений в метатезе плавных в древнерусском, до подозрения, что полногласная форма могла просто быть изначальной, а потом частично редуцироваться — ну да сегодня про другое).
Сегодня — про английский. Хотя в конце заметки — я немножко коснусь и праславянского своими кривыми дилетантскими пальцами.
Вот намедни Александра Днипро, леди, владеющая не только доброй половиной европейских языков, но сподобившаяся на досуге, между делом, выучить суахили, высказала предположение, что слова «kind” (как «род», «сродни») в английском и child (как ребёнок) — могут быть разными, так сказать, «итерациями» одного германского корня, входившего в английский в разное время ("реинтродукция").
И в принципе такие явления — бывают сплошь и рядом, когда в языке сосуществуют в близких значениях слова, имеющие одно происхождение, но развивавшиеся в разных языковых ветвях и поступавшие туда-сюда-обратно в разное время.
Я уже приводил такой пример для славянских. «Круг», «круговой» - это развитие в собственно славянской ветви. А вот «циркуль», «циркулярный» - тот же исходный корень, но в славянские зашло спустя некоторое время, пройдя через латынь и её развитие в западноевропейских языках. И теперь вот сосуществуют «круговой» и «циркулярный» (а ещё «цикл»).
Естественно, это далеко не единственный и не редкий пример для славянских. И в английском — тоже масса есть примеров, когда слово одного корня приходило из другого языка, но в разное время, успев там немножко «помариноваться» в промежутке между «впрысками».
Вот, скажем, есть convention. Что и собственно «конвенция», и «собрание». Ну, чистый латинизм, который заходил пусть и через французский, но в такое время, когда английской просвещённой общественности была известна латынь и была очевидна связь с латинским исходником.
А есть в английском слово «coven”. Оно не очень часто употребимое, его любят мистически настроенные романтики всякого оккультизма, и это тоже как бы «собрание», но преимущественно - «шабаш ведьм».
Но, конечно, это из того же латинского источника (con-vent-) через старофранцузский — но просто зашло раньше. И чуточку больше исказилось — так, что вот эта очевидная латинская приставка, «con” («конгениально», как «остапизм» в русском), размылась.
И бытовало слово до поры (века до девятнадцатого) преимущественно в Шотландии. Видимо, оттого и исказилось. Потому что вот прибывает на собрание этаких суровых бородатых горцев с их суровыми здоровенными мечами-клейморами путешественник, побывавший на континенте, и говорит: «А знаете ли вы, дорогие таны и чифтаны, что в Европах нынче модно называть собрание «конвен»? Не следует ли и нам перенять этот прогрессивный обычай?»
Тут самый суровый, самый бородатый и самый клеймористый тан возмущается: «Как-как? «Конвен»? Да ещё это «кон» вот так в нос, этак по-жеманному, по-бабьи? Что дальше? Прикажешь нам носить юбки?»
«Но мы и так носим юбки: мы же шотландцы».
«Не важно. В юбках или без, но мы — суровые северяне, и потому будем говорить «кОвен».
И вот именно такая форма, coven – она действительно жила преимущественно в Шотландии. В английском использовалась, скажем, специфически у Шекспира в «Макбете», про «слёт-симпозиум» трёх ведем, которые там фигурируют. А «Макбет» - это про Шотландию. И только Вальтер Скотт, который сам шотландец, ввёл эту форму в более-менее широкий английский оборот. Да и то — в таком вот довольно специфическом смысле, как именно «шабаш», тайное сборище лиц чародейских профессий.
Но это было отступление просто про то, как «реинтродуцируются» одни и те же слова в разное время. И тут-то — речь шла о романизмах, которые, естественно, захлестнули Альбион после Нормандского Завоевания, поскольку языком новой этой знати на пару-тройку веков стал старофранцузский. Собственно английский вообще был в глубоком загоне, и только на фоне Столетней Войны за делёж французского престола внутри Анжуйской династии — эти как бы английские рыцари стали задумываться, что, может, неплохо было бы выучить простолюдинский этот язык своих йоменов-лучников, потому что на поле боя это может быть небесполезно.
Тем не менее, вот тогда, в эти века, влияние старофранцузского на прежний староанглийский было таким сокрушительным, что возникший среднеанглийский язык — он просто совершенно другой. Некоторые считают его фактически «креольским», то есть, смешанным из двух «ядер» (германского и романского) не только лексически, но и грамматически, синтаксически. И собственно упрощение грамматической структуры этого вновь возникшего английского (где нет ни родов, ни падежей, где вообще минимальные морфологические различия между частями речи) — объясняется именно этим, что столкнулись два ядра — и поотлетало всё лишнее. Поэтому среднеанглийский (от Чосера где-то начиная) — он, в общем-то, нормально понимается (по большей части) современным образованным англофоном. Как, скажем, древнерусский язык наших летописей. А вот староанглийский, который был до Нормандского завоевания, на котором написаны и «Беовульф», и тогдашние хроники — это просто совершенно другой язык.
И этот язык был преимущественно, конечно, германским (с минимальным кельтским или латинским влиянием), но складывался он — очень непросто.
Ибо вот пока в Британии были римляне — всё более-менее понятно, чего там творилось. Вплоть до того, что в развалинах фортов на Адриановом валу находят интендантские записи, какой когорте сколько калиг или лорик отгрузить со склада. Ну и отчёты о политических делах, естественно, регулярно уходили в Рим, даже когда там всякие разброд и шатания бывали.
А когда римляне ушли — наступила некоторая неясность. То есть, понятно, что туда устремлялись всякие германские боевитые мужчины с континента, но вот каких родов-племён, носители каких именно диалектов германского, или это могла быть и сборная солянка из германских авантюристов, которую то ли пригласил к себе какой-то бриттский (кельтский) вождь (что вероятно), то ли они сами приплыли и объяснили ему, что он их пригласил (что тоже вероятно) — это всё «тайна, покрытая раком». Все последующие сказания и предания, даже записи в «Англо-Саксонской Хронике» о том периоде в 5-8 веках — это всё вилами по воде. Ну потому что эта хроника начала вестись где-то в конце девятого века. И можно не сомневаться в добросовестности тех монахов, которые её вели — но можно сомневаться в достоверности их знаний о том, что было века за три-четыре до их времени.
Что безусловно — Британию тогда захлёстывали волны всяких германцев с континента (саксов, англов, фризов, ютов — хотя и названия эти могут быть довольно условными), и, может, там не было какого-то тотального и целенаправленного геноцида прежнего кельтского населения, но вот эти боевитые авантюрные германские ребята обеспечивали себе какое-то привилегированное положение, а их языки вытеснили кельтские в собственно Англии (остались — в Уэльсе (валлийский), Шотландии (гэльский), Ирландии).
Потом же, века с восьмого, — в Британию стали приплывать и те германцы, которые скандинавы. «Викинги» (хотя до девятнадцатого века конкретно это слово не было широко распиарено). Ну, высаживались, говорили: «Нам было видение, что нас сюда тоже призвали, и ещё даже видение было, что нам тут много золота должны отсыпать. Это воля Асов, а значит, ею нельзя пренебречь. Что, нету золота? То есть, совсем? Ну хоть овчина какая-нибудь? Тоже всё украдено до нас? Ну хоть девки-то остались? Значит, объявляем эту землю «Областью датского права», и это право первой ночи... а также и второй» (Да, «Область Датского права» на севере Англии — не означала, что там только выходцы из Дании были. «Данами» тогда англичане называли всех викингов, хоть шведских, хоть норвежских.
В общем, там весело, конечно, было в Англии в первом тысячелетии н.э. А лингвистически — эта веселуха имеет то значение, что туда постоянно могли заходить носители разных вариантов германских языков, поэтому и худо-бедно единый староанглийский, на котором писались хроники и документы при каком-нибудь Альфреде Великом — мог иметь слова, которые выходили из разных германских говоров, и потому фонетические смещения там «разнобойные».
Это потом уже, когда язык, после всех потрясений, более-менее устаканился как «среднеанглийский» (от Чосера и далее) — там начали происходить довольно единообразные фонетические сдвиги, вроде Великого Смещения Гласных (ну это вот когда из долгой «и» в открытом слоге получалось «ай», в частности).
И, возвращаясь к нашим детишкам и прочим родичам, к kind и child – я догадываюсь, наверное, почему Александра решила их сблизить.
Потому что это смещение гласных проходило в открытых слогах («фиве» - «файв»), но есть группы слов, где то же самое происходило будто в закрытом слоге.
С одной стороны child, wild, mild (которое всё сейчас звучит как «айлд»), с другой — kind, mind, wind, где тоже «ай» нынче. Да, если кто-то удивился, почему я указываю «ай» в wind – ну, потому, что это не тот wind, который «ветер», который связан с winter, и где давно краткая «задненёбная» была «и». Это глагол wind, “мотать, наматывать, взвинчивать», имеющий прошедшую и причастную формы «wound” («уаунд», не путать с «(в)уунд», «рана»). Который, может, как-то и связан с тем «уинд», которое «ветер» - но вот связь, очевидно, распалась давно, задолго до смещения гласных от долгой «и» к «ай».
Но не будем клиниться на «уинд-уайнд» - просто примем за факт, что вот долгая гласная «и» в сочетаниях перед «лд» и «нд» - переходила в «ай». Потому что это «лд» и «нд» - как-то ненапряжно очень произносилось, как фактически один согласный звук. Поэтому и “i” перед ними переходила в «ай», как в открытых слогах.
Тем не менее — эти «лд» и «нд», как бы просто ни звучали сами по себе — не смешивались между собой. Во всяком случае, мне об этом неизвестно.
Поэтому трудно представить себе механизм, где бы «килд» смешалось с «кинд». То есть, прообразы child и kind. Вот это «л» и «н» - они всё-таки не переходили друг в друга в германских.
Хотя гласные — могли переходить по-разному. Ну вот как «о» в некоторых даже ударных позициях в древнерусском переходит и не в «ы», а в мягкое “i” в украинском буквально на наших глазах, в последние пятьсот лет. «Соль — ciль», «Боль — бiль». И это регулярный сдвиг. Показывающий, однако, что в том древнерусском, который послужил основой обоим языкам — да вот немножко иначе произносились эти гласные в некоторых позициях. И основой-то развитию языков послужил не летописный язык, а живой, как люди реально говорили. И вот где-то некий средний звук между «о» и «ы» мог уйти в чёткое «о», а где-то — наоборот, сблизиться с «и».
Ну и это самый простой пример, как в считанные века могут разойтись гласные в довольно родственных языках. Поэтому — не надо удивляться, когда читаешь статью по child в английском этимологическом словаре, как там оно может сближаться с «кулд» в датском. Да не то, что «глассные совсем ничего не значат», как «фоменковцы» провозглашают, но — в некоторых исторических условиях они могут сильно гулять, они могут заимствоваться из разных диалектов, и чёрт там ногу сломит.
Да, и вопрос о происхождении слова «child” или какого-либо связанного с ним в любом германском (а вне германских когнатов вроде бы не обнаруживается) — я бы поставил ребром и разрешил ребром ладони.
Вот что мы знаем про современных англосаксов? Да то, что они своих детей влёгкую называют «козлятами». Kids (кстати, вот интересно, что здесь есть оглушение по закону Гримма, а в goat – нет; «кельтизм»?)
Но важно, что они, вполне себе заботливые англосаксонские родители — так называют своих детишек.
Так кто им мешал в девятом веке называть своих детей «телятами», когда телята даже важнее были, нежели «козлята»?
Ну вот — я бы предпринял отважную попытку сближения cild (childe) c calf, “телёнок».
Да, и разумеется, в современном английском не звучит «л» в calf. Как и в half. Но тысячу лет назад — всё было немножко по-другому и в «калф», и в «килд».
И даже слово kid, как «козлёнок» - не даёт мне покоя. Вот в статье соответствующей моего любимого английского этимологического словаря — расскажут, что найдены кое-какие соответствия в разных германских, вплоть до верхнегерманского «киззи» («верхне- - это значит ближе к Альпам, а не то, что возвышенный).
Смотрю в русских источниках слово «коза» - да теряется где-то во глубине времён, есть когнаты (довольно далёкие) то в греческом, то в албанском, но в славянских — да коза, до некоторых пор, просто не играла большой роли.
А тут (много лет назад) еду с Лёшкой Зиминым (он за рулём), перед нами встраивается Икс-Пятый, и это-то ладно ещё, что «невежливо» встроился, но Лёшка, водитель от бога, говорит: «Сейчас эта кызла чудить начнёт». И точно: перед поворотом налево этот «пятачок» встаёт, как вкопанный (отчего и Лёшке приходится оттормаживаться довольно резко, но при этом думать о том, чтобы задние в жопу не вошли), и, улучив момент, эта «пятёрка» перестраивается в левый поворотный ряд. Лёшка же говорит: «Вот же ты кызла тупая!»
И Лёшка — он, в отличие от меня, который питерец, урождённый москвич в хрен знает скольких поколениях. Потомок очень интеллигентных родителей (который, правда, в отрочестве и юности имел лингвистические контакты с разными людьми).
И я его спрашиваю: «А вот это «кызла» - сам придумал, или слышал где?»
Задумывается. «Да не помню, что бы и слышал, но и не старался придумывать. Но просто тут же ясно, что баба чумная за рулём той икспятки, а потому — и «кызла», а не «козёл». Мужик — он бы по-другому действовал. Он бы или по правым обгонял левый поворотный ряд и только под конец в него бы встроился влево, либо сразу же ушёл в крайне левый. А вот так, как это — оно только «кызла» может быть, а не козёл.
Вот тут интересно может быть сближение германского «киз» с хоть каким-то славянским остаточным «коз». Если не как реинтродукция — то хоть коррекция звучания. Ибо по линии земледелия и скотоводства — явно-то от готов к праславянам больше шло.
Но вернёмся к английским детишкам, не оставим их в покое. Значит, а не могло ли возникнуть такой ситуации, что, на фоне общей германской неопределённости в Британии, про детишек могли говорить что-то среднее, отождествляя тех детишек и с «телятами» (calves), и с козлятами (kids), что бы всем боевитым мужчинам понятно было. Ну, на самом деле — всё-таки не очень просто бывает зарезать младенца, когда его мать называет его примерно так же, как твоя мать называла тебя. Это психологический эффект. И вот от того получилось в «англосаксонском» этакое «килд». Что, конечно, тяготеет к палатализации (задняя «к» с передней мягкой «ие», что просто трудно выговаривать вместе, а потому либо согласная уходит в «ч», либо гласная в твёрдую).
И я думаю, не первый, кто задумывался о сближении child с calf. Но я задумался о том, что здесь могло быть сближение calf и kid (телёнка и козлёнка) для обозначения ребёнка. Вот так, возможно, и могло получиться child.
А вот что до kind – тут немножко другое.
Начать с того, что здесь вот вполне можно подразумевать реинтродукцию однокоренного слова в более поздний период. «Kin”, родня. Это, возможно, в Области Датского Права возникло, от усечённых германских форм. Или из кельтских пришло (которые по-любому «новодел» по сравнению с предками германских и италиков, они всего-то максимум в середине второго тысячелетия до н.э. в Европу выдвинулись).
Ну и это ”kin” - да, разумеется, происходит от «kind”, обрезанное, потому как целиком в драккар не влезало.
И вот сопоставление между современным английским «кайнд» как «добрый» и «кайнд» как «вроде» - да, оно тоже очень древнее и очевидное. Ну, это всё восходит к некоему «кундже», как «семья», и потому «кинде» - «по-родственному», «по-доброму».
И это всё трансформации в германских, тут я никакого голоса не имею.
Но при этом, конечно, очевидно, что это «кундже-кинде-кайнд» - имеет отношение к «генератору», скажем. Да, вот это «гене» в латыни (и в греческом) — имеет явное отношение к германским «кин-кун», которые тоже на воспроизводство новой жизни указывали.
Тут я, с блеском дилетанта и профана, скажу лишний раз, что эффект оглушения согласных по закону Гримма в прагерманском — объясняю их образом жизни лесных охотников. Когда привычка перешёптываться, подползая к добыче, у них просто в фонетическую манеру входила (а поскольку знатные охотники — самые уважаемые там были люди — то и дети так учились, и за какие-то сотни лет «г» переехало в «к», а «к» - в «х», ну и так далее).
И я скажу, что воздействие этой фонетической «фичи» - испытывали на себе все, кто, оказавшись в Срединной Европе (тогда там не было Октоберфестов... а если были — то из черепов поверженных супостатов), - вынужден был специализироваться на лесной охоте. Незаметно подбираться к зверю лесному — или к стойбищу другого племени, чтобы украсть «сабинянок», скажем. А для этого — нужно учиться «перешёптываться», избегать слишком звонких звуков.
Ну и поэтому где немцу «к» - там римлянину «г». Да, разумеется, когнат — gene и ещё много чего в латыни.
И если кто-то спросит меня, а не связана ли с этим английская cunt – то, конечно, связана. Но, вероятно, как более позднее вхождение уже приглушённого «к» в народную латынь, благо, там довольно давно было полно германцев, и это вот cunni – далее распространяется по всем романским, но при этом нельзя считать, будто бы оно же было в денежной единице Древней Руси, «куне», потому что это всё-таки «взрослое» от «куницы», а их, я так надеюсь, предки не трахали.
Забудем о кунице, вернёмся к «гене».
Вот я, будучу, конечно же, ультра авторитетным лингвистом, выработал для себя такое правило. Если в германских какой-то корневой гласный звук раскладывается на гласную и «н» или «м», а в современных славянских просто гласная, без следов «м» или «н» - значит, в праславянском там должно быть чего-то «назальное», носовое (ну вот как -in, -en во французском или -ing в современном английском).
Поскольку, в рамках моей безумной теории, я считаю, что славянская ветвь и раньше отделилась от ПИЕ сообщества, и консервативней развивалась — то сохраняла больше рудиментов, «реликтов» наиболее раннего состояния ПИЕ.
Ну и вот попробуем проверить фонетическое соответствие (если его вообще можно назвать таковым) на этом латинском genus (как общее значение «порождающий жизнь, исторгающий что-то») и чем-нибудь славянским.
Значит, сочетание «ен» в более позднем (ну, тысячи второй лет до н.э.) должно было уйти в просто гласную... возможно.
Согласная «g”, как принято сейчас считать, в классической латыни звучала мягко, фрикативно (ихние ораторы сказали бы «по-украински» - если б в принципе поняли, о чём речь). Такой звук сохранял возможность мягкого гласного за ним — но сам уже был приглушённым, возможно, вследствие тех же процессов в лесах дремучей Срединной Европы, через которую и германцам, и италикам пройти довелось, но просто италики раньше вырулили на Аппенины.
А в славянском течении этот вот источник жизни — он где мог сохраниться, при всех означенных закономерностях?
Ну конечно, «(д)жерело». Или «жерло». Или «горло» (это вот где гласная отступила с переднего ряда так рано, что не потребовала палатализации «г» до «ж»).
Пробил вот по всем этимологическим словарям, и английским, и русским — нет, никто не связывает genus или kind с «жерело». Ну и не потому, что это какой-то заговор против славян (да чихать им, учёным, на политику) — а потому, что реально очень зыбкие такие связи. И это я, аматёр, на досуге могу их выдвигать, мол, а почему бы нет? А учёным — им всё обосновывать нужно.
P-s.: Да, и будто бы подтверждением связи "жерело" с "genus", что там в "исходнике" "р" могло быть, - могло бы служить то, что в генитиве от того "генуса" - "генерис". Но это явление "ротацизма" в латыни, известное и по многим другим словам, когда интервокальная "с" превращается в "р" (так-то "генесис" должно быть и присутствует в ранних письменных формах).
Другое дело, что для превращения "с" в "р" - это специфические должны быть "с" и "р". В современном русском (к примеру) звучании - как-то не очень сближение напрашивается.
И буквы буквами - а фонетику языка они лишь приблизительно передают. Она обычно гораздо сложнее, чем можно буквочками изобразить. Поэтому можно заподозрить, что вот чего-то там болталось в том "гену(рс)е", что в генитиве уже потребовало, со временем, "генерис".