Особенности советской книготорговли

На днях как-то вышел забавный разговор с Лёшкой, нашим «крон-принцем» (ему сейчас четырнадцать).

Речь зашла о книжном чёрном рынке в Союзе. И Лёшка переспросил недоумённо: «На Кузнецком в Москве, на Литейном в Питере? Вот прямо на улице в центре города? Я думал, это как-то... конспиративно происходило, на хатах. Сейчас, наверное, так просто не постоишь на улице с каким-нибудь «Майн Кампфом».

Мы с Женькой заржали почти неприлично. Успокоили: «Будь уверен: с «Майн Кампфом» ты бы и тогда не очень долго простоял у магазина «Букинист». Нет, запрещёнка, «самиздат», контрабандная продукция какого-нибудь эмигрантского «Посева» - это всё отдельная песня. И это-то конечно передавалось довольно «конспиративно», только среди своих. Нет, чем торговали на этих уличных чёрных рынках — это вполне легальная литература».

Исчадие продолжает недоумевать: «В смысле, какие-то раритетные древние издания? Но разве нельзя было выставить их в этой... комиссионке, или как там?»

Отвечаю: «Можно. Но это если действительно какое-нибудь дореволюционное издание — и там была своя специфика оценки. А вот если это сравнительно свежее советское издание — его не могли выставить в магазине дороже госцены. И, скажем, госцена на томики из серии «Всемирная библиотека» - рубля два-три, а из-под полы на чёрном рынке — сорок, пятьдесят и более. Но формально — это спекуляция, преступление. Не таких масштабов, чтобы реально интересовала ментов, хотя рейды они порой проводили, но всё-таки — торговали из-под полы».

Лёшка мотает головой: «В чём прикол-то? Если это свежее издание, и если такой офигенный спрос — кто мешает допечатать тираж и поднять ценник? Ну, скажем, десять, пятнадцать рублей? Зачем отдавать маржу этим самым, спекулянтам?»

Снова смеёмся с Женькой.

Лёшка смущается: «Я чего, глупость сморозил?»

«Нет. Ты — нет. Но вот если б Советская Власть умела не делать глупостей, если б умела так рассуждать — глядишь, до сих пор жива была бы. Правда, тогда б она не была Советской Властью».

Серьёзно, на первый взгляд эта феноменальная «ригидность» в книгопечатании и книготорговле — кажется совершенно необъяснимой.

Вот казалось бы, есть задача государственной важности. Раздать людям эти бумажки, рубли, в виде зарплат, пенсий и всё такое — и побыстрее изъять их обратно, пока людям не захотелось купить чего-то забугорное, когда б они могли сравнить реальные покупательные способности у себя дома и на загнивающем Западе, отчего происходят какие-то вредные мысли.

Для этого — нужно впаривать людям то, что можно произвести здесь.

Скажем, удовлетворить спрос на автомобили или видеомагнитофоны отечественного производства — было немножко затруднительно, поскольку это сложные технологически изделия, их выпуск в нужных количествах просто не тянула довольно чахлая, на самом деле, советская экономика. И для этого пришлось бы отрывать ресурсы от танчиков.

Но некоторые продукты Союз вполне мог выпускать сам и в больших количествах, чтобы впаривать их своим гражданам.

С теми, которые попроще, работала водяра. Спирт-ректификат, копеечный в производстве, но по три рубля поллитра в продаже, и все счастливы.

А интеллигенция — любит книжки (хотя водку иногда тоже). Готова многое отдавать за них. Вот вплоть до трети или половины своей зарплаты за томик Дюма или Данте или даже Есенина.

И в принципе книгопечатание в СССР имелось. По общим объёмам — весьма значительное. Но даже если предположить, что вот категорически нельзя отрывать кусок целлюлозной пульпы от «Малой земли», чтобы допечатать то, что имеет несколько больший спрос — можно было хотя бы поднять ценник. Именно чтобы не отдавать дельту спекулянтам, а загребать себе, обратно в государственный общаг (ну, притом, что все издательства, как и все вообще предприятия были государственные и сами своей выручкой, по сути, распоряжаться не могли).

И ведь действительно, речь не шла о какой-то классово чуждой, идейно разлагающей литературе (это-то — только в Перестройку печатать стали, да и то не сразу). Нет, речь шла об официально утверждённых, поставленных в план произведениях. Но именно согласно утверждённого плана — они и выпускались, и продавались. То есть, тираж был такой, какой удалось «выбить» (а не такой, какой предположительно можно распродать), цена — рассчитывалась от производственных издержек, а не от рыночного спроса.

Но более того, и распространение продукции было весьма своеобразным. Складывалась парадоксальная ситуация, когда какая-нибудь востребованная книжка мигом сметалась в крупных городах (а скорее — сразу уходила налево из-под прилавка), потом продавалась там «спекулянтами» по цене в десятки раз выше официальной, но то же самое издание — могло годами залёживаться в книжных магазинчиках в каких-то ебенях, где просто нафиг никому не нужно.

Причём, это касалось не только книг — многих других дефицитных товаров тоже. И знающие люди делали на этом некоторый бизнес. Прокатиться по таким ебеням, посмотреть, где чего плохо лежит, купить по госцене (тамошние-то магазины только рады, что наконец им помогают сделать план по продажам), вернуться в столицы — и очень неплохо наварить. Ну или даже не наварить — а раздарить друзьям-знакомым, таким, которые могут оценить презент. Потому что перепродавать дороже — это всё-таки считалось «спекуляцией».

Я сам, бывая в отрочестве в гостях у родни в провинции — иногда офигевал от того, что пылится на полках в их книжных. Вот колбаса-масло — по карточкам, мясо - «собачатина пятой категории рубится вместо с будкой», из рыбы — только ламинария, зато — лежат такие книжки, в открытой продаже да по копеечной госцене, за которые в Москве-Питере просто гладиаторские бои разыгрались бы в торговом зале.

Вот такие забавные перекосы в распределении разных благ. Которые, конечно, неизбежны, когда государство берёт на себя заботу об удовлетворении материальных и духовных потребностей граждан. Нет, распределить пайки с сухарями да воблой — это ещё можно, но дальше — у государства начинаются проблемы с угадыванием, где что кому нужно.

И молодёжь — она просто наглухо не понимает, нахрена это нужно было, спихивать и без того дефицитные книжки (или одёжки) в какой-нибудь рабочий посёлок или чуть ли не кишлак горный, где просто никто не знает, с какой стороны этим закусывать. Когда в столицах — с руками оторвут.

Почему не провести маркетинговое исследование, чтобы прощупать спрос? Почему не устроить рекламную кампанию, чтобы известить людей, где они могут купить твой товар, привлечь их внимание?

Ну а для тех времён укромных, теперь почти былинных — вот это всё, про маркетинг да адвертайзинг, казалось какой-то лютой ересью. «Это для чего, чтобы сбыть товар и получить побольше выручки? Не по-нашему рассуждаете, товарищ! Это ж какой-то «капитализм», простите, получается!»

Серьёзно, у очень многих тогдашних людей (и руководящих работников, и простых граждан, и коммунистов, и беспартийных) — стоял вот такой «ментальный блок», что не дай бог кто подумает, будто бы ты печёшься о прибыли. Даже не о своей личной, а своего родного предприятия, того же издательства, но всё равно — грех это. Уж лучше — выпустить побольше да проебать подурнее, и совесть чиста. Что с успехом и делалось.

То есть, такое довольно первобытное, «антибуржуазное» пестовалось отношение к самой идее извлечения выгоды из какой-то деятельности. Но, собственно, сама по себе коммунистическая идея — это и есть научно подретушированная апелляция к рудиментарным кроманьонским инстинктам.

Таким образом, само представление о выгоде, о прибыли — ассоциировалось с чем-то греховным, порочным. Тем, что нельзя декларировать публично. А если уж кто впадал в этот «грех стяжательства» — то уж норовил стянуть тайком, втихаря, и всё, что можно, вообще без тормозов.

Ну потому что на самом деле люди есть люди. Если человеку объявить, что он должен быть альтруистом и коллективистом — он просто станет скрывать свои индивидуалистические и корыстные помыслы. Он будет проворачивать свои делишки в тайне, чувствуя себя преступником — и это ему будет даже комфортнее, нежели честно заявить: «Да, я преследую личную выгоду, я хочу наживаться на том, что могу приносить пользу обществу, и не вижу в этом ничего плохого».

И, возможно, вот всё это воровство, все эти распилы-откаты, вся эта коррупция (в которой участвует или морального готово участвовать подавляющее большинство населения), не только в России, а на всём Пост-Совке, — следствие попытки воспитать «сознательного человека будущего». Которая в действительности привела к тому, что люди просто отвыкли от мысли, будто бы нажива может быть честной и непреступной. А потому — пускаются во все тяжкие, превращаясь порой в таких жлобов, что самые отвязные «бароны-разбойники» эпохи «дикого капитализма» - зардеются от смущения (в действительности, эти-то Рокфеллеры да Вандербильты были очень даже приличные ребята).

Это чем-то похоже на «парафраз» сомнительного предположения Алёши Карамазова: «Если Бога нет — значит, всё можно?» Сомнительного — поскольку причём тут вообще Бог? Он может быть, его может не быть, его волю ты по-любому не узнаешь, зато — есть люди, которым может не понравиться, если ты станешь вести себя с ними так, будто тебе «всё можно». И этого — достаточно. Бог — лишняя сущность в этике.

Ну и эти ребята, вышедшие из Совка, моего поколения и плюс-минус, - они тоже будто бы открыли для себя, что «коммунизм — антинаучная фигня, а коли так — то всё можно».

И коммунизм-то — действительно антинаучная и антицивилизационная фигня. Но это не означает, что нужно жить по принципу «не обманешь — не продашь, не подмажешь — не поедешь». Это даже как-то вульгарно.

Причём, забавно, что многие и коммерсы, и чиновники, в целом-то неплохие люди, - они будто бы скорее психологическую даже, а не объективную потребность имеют в том, чтобы мутить какие-то левые схемы, как-то химичить, когда в принципе могли бы зарабатывать и вполне честно. Но вот — мухлюют не корысти ради даже, а самоутверждения для, что ли. Типа, если чего-то не спиздил — то как бы и человеком себя не чувствует. «По капле выдавливать из себя совка». Хотя на самом деле — продолжение той же совковости, просто «обратный ход маятника».

Ну да ладно, не будем углубляться в философию.

Однако ж, вот совсем юная молодёжь, ребята, выросшие уже в более-менее человеческих рыночных реалиях — они в принципе не понимают, как мог быть устроен этот дурдом, который всей стране мозг вынес своей ненатуральной идиотичностью. Для них это очевидно, что есть спрос, есть предложение, и если твой товар пользуется спросом — это очень хорошо: и людям пользу принесёшь, и себе выгоду получишь. Нарастить объёмы — само собой. Поднять цену? Ну, так, чтобы не потерять рынок. Это вопрос целесообразности и практических возможностей, а никак не морали, которая вообще здесь нерелевантна, покуда в целом ты никого не наёбываешь, ведёшь дела честно.

А как может быть такое, что вот есть товар, пользующийся спросом, есть возможность иметь на нём больше выручки, но этой возможностью не пользуются, отдавая огромную дельту посредникам-«спекулянтам» - это у них в голове не укладывается. Как и то, что можно винить в чём-то этих самых посредников, которые той дельтой пользуются, если ты такой дурак, что не выбираешь её сам. И слава богу, в общем-то, что не укладывается.