В школьных учебниках начало нашей Цивилизации порою (и даже как правило) описывают примерно следующим образом.
«Сначала люди мыкались по лесам и пещерам, пробавляясь охотой и собирательством. Жизнь их была трудна, полна опасностей, и не очень долгой. Но потом они заметили, что если закопать в землю некоторые съедобные семена, то они дают всходы и урожай. Таким образом, можно самим выращивать себе еду в очень больших количествах. И это дело так понравилось людям, что они занялись земледелием и стали очень счастливы».
Авторы школьных учебников — не так уж виноваты в том, что распространяют этот бред. Подобное воззрение на тяготы первобытного охотничьего лайфстайла и прелести земледельческого — восходят, пожалуй, к Гоббсу. Будучи в целом довольно неглупым парнем, он действительно имел очень наивные воззрения конкретно на данный вопрос.
Реальность же — немножко отличается от этой идиллической сказочки про то, как люди открыли для себя земледелие и тут же увлеклись им, оценив огромные преимущества производящего способа хозяйствования.
Реальность такова, что племена варваров в лесах и степях тысячелетиями соседствовали с аграрными обществами и прекрасно всё про них знали — но вовсе не спешили перенимать их лайфстайл. Сопротивлялись отказу от охоты и собирательства — сколько могли.
Почему? Да потому, что охота и собирательство — это естественный для нашего вида образ существования. На протяжении сотен тысяч лет, вбитый в генетику. Нам это интересно, рыскать по лесам в поисках то ли грибочков-ягодок, то ли каких зверушек, чтобы подстрелить, сожрать, а из шкурки сделать шапочку. В действительности, для нас увлекателен сам процесс, даже вне зависимости от утилитарного его результата. Мы так запрограммированы.
Ей-богу, мой сынок рыщет по лесам в поисках подосиновиков — не потому, что не может купить в магазине шампиньоны. И люди, идущие в наши дни с ружьём на кабана или лося — делают это не потому, что им нечего есть (в действительности охота в наши дни — это, наверное, самый затратный способ добыть кусок мяса, но, собственно, давно уже охота - «вовсе не про это», вовсе не про еду).
Мы это делаем потому, что нам это нравится. Это наш инстинкт, который мы ублажаем. Это интересно для нас, активный поиск добычи.
И жизнь первобытного охотника-собирателя — она была интересна и увлекательна. Хотя, конечно, сопряжена с некоторыми опасностями — но нам и это нравится. Риск — это тоже одна из наших органических потребностей.
Более того, человек, занимающийся тем, что ему нравится — он реально чувствует себя человеком. Гордый вольный охотник из гордого вольного племени.
Да, конечно, и там существует некоторая иерархия, некоторая субординация. В любом коллективе приматов существует. Но это общество — довольно-таки «меритократично». Чтобы стать лидером в нём — нужно добиться уважения у соплеменников, доказать, что достоин ими командовать. Иначе — приходится помнить, что это крепкие парни, которые всю жизнь совершенствовали мастерство обращения с копьём и луком. Попробуй предъяви таким претензии на власть над ними, если они тебя не любят!
И уж тем более — попробуй скажи им, что больше они не будут вольными охотниками, а будут ковырять землю мотыгой от рассвета до заката, что их пища нынче - «щи да каша», вместо сочного куска оленины, и что это нужно для наращивания демографических плотностей.
Нет, они могут быть согласны с тем, что земледелие позволит прокормиться гораздо большему числу людей на той же территории. Вот только вряд ли они согласятся заниматься этим сами!
В действительности, жизнь земледельца — она действительно была уныла, беспросветна, очень нездорова и, прямо сказать, говно, а не жизнь. По крайней мере, до появления тракторов, игровых приставок и мобильного Интернета. Её, этой жизни, качество — просто несопоставимо с тем, что имеет лесной или степной «варвар».
Но и жизнь рядового горожанина — тоже не бог весть как хороша была до появления игровых приставок и Тырнета. С точки зрения вольного варвара — совершенно нечему завидовать. Ютятся в каких-то клетушках, въёбывают по-чёрному, жрут всякую дрянь, и даже не могут позволить себе меховую одёжку, какую имеет самый замухрыжный член племени.
И лишь самая верхушка, элита осёдлых цивилизаций — имела качество жизни, немножко так приближающееся к таковому у диких кочевников. Особо знатные и богатые — могли даже позволить себе такую роскошь, как охота. По большим праздникам. Ну, то есть, то, чем занимаются варвары каждый день.
Но ради того, чтобы кайфовала эта элита — собственно, и трудились в поте лица все остальные. Смиренно, согбенно, уныло.
Ну и глядя на этих людей, которые ковыряют землю от зари и до зари, еле-еле влача своё жалкое существование, чтобы на их труде паразитировала горстка элиты — что могли думать варвары про этих людей, подавляющее большинство населения осёдлой цивилизации?
Да для них это вообще не люди. «Если я не отдам три меры зерна своему господину, то он меня побьёт!» Как это звучит для слуха варвара, вольного охотника? Который, идя на медведя, прекрасно знает, что может быть немножко поцарапан, и он может поднести медвежью шкуру своему вождю в знак уважения, и он отдаёт часть добычи «на общаг», поскольку понимает важность выживания племени — но хрен у него кто чего отберёт, чтобы присвоить себе, угрожая силой.
Зато, видя перед собой этих жалких существ, которые так боятся, что к ним применят силу, любой разумный варвар решает: «А почему бы это не сделать мне?» И приходит, и отбирает, что ему нравится.
Поэтому, конечно, соседство с лесными или степными или водоплавающими варварами — довольно беспокойная штука для осёдлых цивилизаций.
Иные фантазёры от истории любят рассказывать, как за счёт подавляющей демографии земледельческие общества вытесняли бродячих охотников — вот только, думается, здесь мы имеем дело с экстраполяцией опыта европейских колонизаторов в последние века, когда люди с ружьями имели дело с людьми в набедренных повязках. Но любая древняя хроника — говорит всё больше о давлении со стороны кочевых варваров на осёдлые Цивилизации.
Да, они были гораздо малочисленней. Но, во-первых, они охотники, с детства приученные убивать, поэтому один такой может стоить десятка крестьянчиков, а во-вторых, они гораздо менее уязвимы. Чтобы сильно насолить осёдлой империи — им даже не обязательно брать приступом её города. Им достаточно разорять деревни, подрывая пищевую базу, и города сами сдуются от бескормицы. А вот подорвать пищевую базу кочевников — это проблематичней. Они ведь на то и кочевники, что не привязаны к земле.
Поэтому в реальности всё чаще варвары теснили осёдлые земледельческие цивилизации, а не наоборот. Иногда — уничтожали полностью. Иногда — просто захватывали, занимали место прежней элиты. Но всегда - «набигали» и нагибали, доставляя серьёзные проблемы.
И, конечно, такие набеги имели формат, не очень сочетающийся с Гаагскими и Женевскими конвенциями. Да, разрушения, резня, бесчинства. «Добрыми» могли считаться такие варвары, которые не режут младенцев перед тем, как изнасиловать их матерей. Но если б какой-то варварский лидер заявил вдруг, мол, мы при набегах должны уважать целомудрие селянок — его, думается, сразу бы на копья подняли. Да они куда больше имели уважения к зверушкам, на которых охотились, чем к крестьянам.
Собственно, на крестьян, до появления тракторов, все и всю дорогу смотрели, как на говно. Как на разновидность скота, который отличается от коров только тем, что говорит, а не мычит. Но осёдлым элитам — крестьяне всё-таки были нужны. Пищевая база, как-никак. Поэтому приходилось думать над решением проблемы набегов кочевников.
И тут подходы были разные.
Занимать чисто оборонительную позицию — не вариант. Кочевники, особенно конные степные, мобильны. Могут нанести удар в любом месте. И тебе что же — повсюду держать достаточные гарнизоны? Даже если вдесятеро превосходишь их по численности населения, даже если каждого десятого агрария запишешь в солдаты (что нереально) — всё равно кочевники будут иметь преимущество в конкретном месте.
Стены, как показала практика, тоже не больно-то помогают. Колоссальные затраты ресурсов на строительство — весьма сомнительная эффективность. И Великую Китайскую, и римский Лимес — прорывали сплошь и рядом, когда собирались сколько-нибудь внушительные силы варваров, а империя не могла выставить против них сопоставимое войско здесь и сейчас.
Более того, разамазывая свою армию для охраны стены в тысячи километров — ты в действительности ослабляешь свои военные возможности, а не усиливаешь. В том месте, где будет прорыв, войска на стене всё равно его не отобьют, а во всех прочих — ты держишь огромное количество солдат вообще безо всякого толку, просто «выключенными» из стратегических процессов.
Поэтому, что остаётся? Самим устраивать экспедиции в ареал обитания варваров, чтобы регулировать их численность?
Это довольно хлопотная затея. Если речь идёт о степи — тебе понадобятся изрядные массы конницы (поскольку пехота там будет просто бесполезна). Но и выступив с большой конной армией — тебе всё равно придётся гоняться за кочевниками по степи, поскольку они не уступают ей в мобильности.
Тем не менее, так делалось. Китайцы, во всяком случае, засылали в монгольские степи экспедиционные корпуса на предмет геноцида.
Но, если даже отставить в сторону моральную сторону дела, тут есть два чисто прагматических соображения.
Во-первых, экономика войны. Когда варвары набегают на твои деревни и города — они получают выгоду. Они грабят, они утаскивают всякие ценные вещи, они уводят в полон девиц.
Когда ты, будучи имперским полководцем, накрываешь стойбище кочевников — ты получаешь гораздо меньше выгоды. Просто потому, что кочевники — гораздо беднее. Всё, что они когда-то награбили в твоих городах — они давно уже пропили. А своего — у них только что лошадки могут представлять ценность.
Если же ты ещё и пускаешь всех под нож — ну, ты даже пленников не получаешь. И это морально угнетает твоих же солдат, осознание экономической бессмысленности твоего предприятия. Затраты изрядные, потери неизбежные, а выгоды — с гулькин хер.
Второй же момент заключается в том, что кочевники — они, конечно, дикие, но далеко не идиоты. И если они видят, что их просто геноцидят — рано или поздно они объединятся против тебя, когда ты, со всей очевидностью, представляешь для них смертельную угрозу. И появится парень вроде Чингисхана.
То же самое касается и практики «косвенного» экстерминатуса, когда ты натравливаешь племена друг на друга, чтобы самовыпиливались. Ну, вот эта рекомендация, «разделяй и властвуй» - она хороша лишь в теории. И очень плохо — работает на практике. Потому что люди, не являющиеся идиотами, прекрасно видят, что ты их просто стравливаешь, чтобы они ослабляли друг друга. И когда они это осознают, столь враждебное твоё поведение — опять же, объединятся против тебя куда вернее, чем если б ты этого не делал, не стравливал и не сеял раздоры. Ну, это только в сказках водятся хитроумные манипуляторы, дёргающие за ниточки и умеющие разыгрывать эффективные многоходовочки. В жизни такие умники — ходят с тремя бланшами на два глаза.
Теперь, поговорим о «пацифистических» путях усмирения варваров. Миссионерство, просвещение, прививание идеалов добра и света. Проповедь того, что грабить, насиловать и убивать — нехорошо.
Рискну сказать, это работает только в том случае, если за данной проповедью добра стоит подавляющая военная сила. Когда варвар понимает, что если попробует вести себя плохо — его просто сотрут в порошок. Поэтому европейским миссионерам — действительно удавалось добиваться некоторого успеха среди дикарей. Но только после того, как те познакомились с европейскими пушками.
Иначе, в незамутнённом варварском представлении, - с чего это нехорошо-то, набегать на деревни и брать всё, что приглянулось, включая селянок? Да это прикольно! А всякие зануды, парящие, будто бы это плохо — лесом идут. И если даже к словам миссионера прислушается некий мудрый вождь — его, скорее всего, сметёт безбашенная молодёжь, любящая движуху.
Поэтому, если развитая цивилизация хочет выжить по соседству с варварами, не надорваться от чрезмерных (и невыгодных для себя) военных усилий и постепенно «одомашнивать» этих дикарей — идеальным бывает вариант, задействующий «улучшенное социальное партнёрство», как я это называю. Хотя иные люди называют это «рабством».
Честно, вот рабовладение — это, пожалуй, один из самых полезных, гуманных и самый оболганный общественный институт. Какой только пурги не намели, чтобы его дискредитировать!
«У всякого человека есть права, всякий человек должен быть свободен!» Да, вот в тюрьме обитатели — охуительно свободные. Или дети — прямо уж тоже свободные-свободные, совсем никак не зависимые от власти родителей или иных попечителей.
«Рабство омерзительно, поскольку хозяева бывают жестоки с рабами». Случается. А бывает, родители жестоки со своими детьми. Бывают хозяева, которые издеваются над своими домашними питомцами. Ну так и боролись бы с жестокостью обращения, действительно омерзительной и бросающей вызов общественной нравственности! Но нет, господа аболиционисты обожают путать тёплое с мягким.
«Раб бесправен, поэтому хозяин может делать с ним, что угодно, поэтому, давайте отменим рабство!»
Что может один человек сделать с другим человеком, а чего не может — это фактическая реальность, а не юридическая. И бывают, конечно, ёбнутые рабовладельцы-маньяки (как бывают и родители-садисты), но это аберрация, а в целом как раз хозяин, заплативший за раба деньги, меньше всего заинтересован в порче своего имущества.
Более того, именно он, хозяин, заинтересован в том, чтобы защитить своё имущество от посягательств других людей. Которые будут знать, что обидишь раба — будешь иметь дело с его хозяином. А если человек, которого в принципе, по факту можно обидеть, числится «свободным» - ну, значит, ничейный, гноби его кто хошь.
Полиция защитит? Да даже если представить себе очень добросовестного полицая — его мотивация имеет пределы. Во многих случаях — он не полезет на конфликт с серьёзными «феодалами» ради защиты совершенно чужих ему людей. Другое дело — хозяин, который сам серьёзный феодал. И это для него не чужой человек, это его невольник. Безосновательный наезд на него — он воспринимает как личное оскорбление. Всё равно, как собаку его кто-то пнёт. И может включить такую ответку, что мало не покажется. Он — мотивирован для этого. Поскольку если будет позволять чужакам плохо обращаться со своим имуществом, оставлять безнаказанным — потеряет статус. Поэтому, он мотивирован даже к тому, чтобы защищать своих невольников от полиции (что зачастую требуется, во всех странах, где полиция сильна).
В действительности, если отбросить эту чушь про то, будто бы рабство унизительно, статус невольника у правильного хозяина — это один из лучших стартов, какой только можно себе представить для выходца из социальных низов. Не случайно так много ребят в римской истории, добивавшихся больших успехов, становившихся очень влиятельными людьми — были вольноотпущенниками. Находясь в рабстве — они учились у хозяина, как делать дела, обретали полезные связи. На воле — могли реализовать полученные знания и навыки. И для элиты — они были гораздо более «своими», чем какой-нибудь плебей с улицы, будь он трижды свободный и гордый квирит в обносках.
Поэтому неслучайно, что иные свободные квириты сами продавались в рабство к «правильному» хозяину. Это — шорткат и лайфхак. А что он мог как-то плохо обойтись с ними, когда они у него в рабстве — так с незнакомым уличным голодранцем он обойтись ещё хуже. Просто по факту мог, и плевать, что тот числится свободным. Ибо, что бы ни писалось во всяких забавных брошюрках, люди — неравны. И не могут быть равны. И не хотят быть равны. Смысл социального роста — в том, чтобы становиться «равнее» других, возвышаться над ними, обретать бОльшие возможности, раздвигать пределы доступного тебе, такого, что недоступно стоящим ниже. В том числе — иметь в услужении других людей. И если слово «раб» кажется оскорбительным — ладно, можно называть их «младшими социальными партнёрами».
Почему многие (но далеко не все) будто бы неглупые мыслители на протяжении веков подвергали частное рабовладение столь яростным нападкам? Ну, потому, что они зачастую грёбанные идеалисты, которые рисуют в своих фантазиях какие-то утопии, которых никогда не было и быть не может в реальном мире. Но поскольку идеалисты бывают крайне эгоистичны — они считают себя вправе требовать от других людей, чтобы те соответствовали этим умозрительным идеалом.
А это — приводило многих мыслителей, не осознающих свой лунатизм и крайний эгоизм к тому, чтобы тяготеть к социалистической ментальности. То есть, к грёзам о некоем «совершенном» обществе... где все люди являются рабами этого общества, и нет вообще никого свободного, нет даже представления о личной свободе.
Естественно, такой подход нравится государству. Да, оно тоже никогда не прочь сделать своими рабами всех, а потому — не любит конкуренцию в лице частного рабовладения и стремится его уничтожить под самыми вздорными предлогами.
К тому же, поскольку рабский труд очень эффективен (во всяком случае, на сравнительно простых работах), в нём видят конкуренцию формально свободные голодранцы, которые по своим качествам не пригодны ни к чему, кроме самых простых работ, но хотели бы получать за них неоправданно высокое вознаграждение. Они — естественно, тоже оказывают политическое давление в пользу отмены рабства.
Тем не менее, бывают ситуации, когда всё же и эти политические хотелки что этатистов, что голодранцев — вынуждены отступить перед объективной необходимостью в частном рабовладении.
Одна из таких ситуаций — проблема кочевых варваров, напирающих на границы.
И вот как она решается по уму.
Устраивать геноцид тех варваров — и жестоко, и безблагодатно. Читать им проповеди мира и добра — довольно бессмысленно. Откупаться от них данью только за то, чтоб не беспокоили, ничего не требуя взамен, - самоубийство. Ты будешь тратить свои ресурсы, они будут усиливаться — и хотеть всё больше.
Но разумный вариант — продавать им плоды твоей цивилизации, всякие вина, ткани, металлические изделия, в обмен на то, что могут дать варвары.
Меха, лошадки, какие-то продукты народных промыслов, для курьёза, — и, конечно, невольники (невольницы — в том числе, без половой дискриминации).
Так приграничные варвары будут заинтересованы в сравнительно мирном и добросовестном сотрудничестве. В торговле. А торговля — это вообще, наверное, лучшее, что изобрело человечество. Это альфа и омега Цивилизации. Ибо, если ты торгуешь с какими-то людьми, ко своей выгоде — ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не заинтересован в том, чтобы их убивать. Ты имеешь игру с ненулевой суммой, тебе не приходится делить с ними ограниченные ресурсы, ты с ними сотрудничаешь, они тебе полезны живыми. Во всех иных случаях — есть, конечно, какие-то пределы твоего миролюбия, обозначенные эмпатическим инстинктом, но рано или поздно возникнет мысль, что людей стало слишком дохрена много и надо бы проредить. Неизбежно.
Хотя сам я скорее феодал, нежели коммерс, но, пожалуй, торгашей люблю больше всего из всех людей. Они обычно — самые «вменяемые». У них меньше всего тараканов в голове, поскольку чрезмерное их количество мешало бы делать бизнес, вело бы к разорению. Даже религиозность у торгашей бывает такова, что помогает выстраивать отношения с людьми, а не питает ненависть к ним. И миролюбие торгашей — самое истинное из возможных, поскольку обусловлено шкурным интересом. Они себе на уме, прагматики, знают, чего хотят, а потому общаться с ними — любо-дорого. В отличие от чокнутых идеалистов, которые сначала хотят осчастливить всё человечество, сами не зная, на кой бы хрен, а когда обламываются — запросто начинают мстить неблагодарному человечеству за то, что не пожелало осчастливиться.
Ну и торговля — реально смягчает нравы даже у самых воинственных и свирепых варваров. Куда эффективней миссионерского блеяния. Когда пристрастился к изысканным винам, диковинным пряностям и нежным шелкам — как-то не захочешь нападать на тех, кто тебе их поставляет.
Зато — захочешь напасть на каких-то других варваров, подальше от границы, чтобы добыть пленников, чтобы расплатиться ими за вина, пряности и шелка.
И вот так — достигается ситуация, когда варвары ослабляют друг друга, набегают друг на друга (а не на тебя), но при этом ты их не стравливаешь злонамеренно. Нет, ты просто торгуешь с ними.
Более того, ты даже «гуманизируешь» их взаимные набеговые операции, поскольку теперь они заинтересованы в живых пленниках, на продажу, а не в том, чтобы вырезать всех нахер.
Для тебя же эти пленники — реально ценное приобретение, если твоё общество устроено разумно, если допускает частное рабовладение.
Оно же — наилучший способ ассимиляции этих диковатых ребят из лесов или степей в цивилизованном обществе.
То есть, с одной стороны приграничные варвары приобщаются к плодам Цивилизации через торговлю, учатся их ценить («развращаются», то бишь), с другой — в неё интегрируются пленники, выменянные на товары.
Но это нехорошо, что они начинают своё приобщение к Цивилизации, будучи рабами?
Позвольте, но кем они, блин, могут быть ещё? Вот эти дети природы, которые не знают ни языка, ни культурных обычаев, ни устройства этого общества? Сразу — давать им все права свободных граждан? Да это всё равно, что трёхлетнего ребёнка за штурвал авиалайнера усадить, когда он даже читать не умеет.
А то давайте — сразу в сенат избирать этих варваров из лесов и степей! Ну а чо? Все ж люди равны!
Нет, со временем, это дитя природы — может, окажется и в сенате. Лет через двадцать. Но для начала — кто-то должен заняться его образованием. Но никто не обязан делать это безвозмездно. Если вменить обществу такую обязанность, тратить своё время и силы на безвозмездное просвещение варваров — рано или поздно их захочется просто поубивать к чёртовой матери, а не просвещать. И не случайно даже в сверхтолерантной современной Европе всё чаще раздаются пока ещё робкие, но уже заметные такие голоса, типа, а нет ли какой-то ошибки в нашей помощи всяким Африкам, когда они стали там плодиться с неистовой силой, с нашей жратвой и медициной, и вот их уже как-то очень много на нашем пороге, и они ломятся в двери, доставляя неудобства? А некоторые — доходят даже до вопроса: «А не помочь ли этим дикарям каким-нибудь таким «окончательным» лекарством этнически избирательного действия, исцелить один раз и навсегда?»
Я бы сказал, это чересчур радикальное предложение, по моим меркам, но я понимаю, почему люди начинают об этом задумываться.
И этого бы не было, если б варвары приходили в Цивилизацию на тех правах, которые только и могут покамест иметь в ней, на правах рабов, а заботливый хозяин, купивший их за свои деньги, - отвечал бы за их просвещение и поведение. Ну, это будет его ответственность, чтобы его питомцы не наносили вреда обществу.
И то будет его вознаграждение за их образование, что они трудятся на него, приносят ему выгоду. И будучи нормальным буржуем-делягой — он заинтересован в том, чтобы развивать своих невольников, чтобы получать больше прибыли от их эксплуатации.
Да, это очень плохое слово, «эксплуатация»? «Не дадим себя эксплуатировать!» - кричат идиоты. Реально идиоты. В этом мире — мы все друг друга эксплуатируем, используем так или иначе. Даже — любящие супруги. И если тебя кто-то эксплуатирует — это значит, что ты хоть кому-то нужен. Это значит, что хоть кто-то не заинтересован в том, чтобы тебя замочить, как лишний рот, попусту тратящий ресурсы. Иначе — остаётся уповать лишь на эмпатию, но я бы сказал, это не очень надёжная ставка. Как только эмпатия, бескорыстная забота о ближних (в смысле, совершенно незнакомых чужаках) становится слишком обременительной обузой — она отключается начисто.
До какой степени и как быстро — показывает пример нацистской Германии. Если и он кого-то ничему не научил, если кто-то продолжает уповать на эффективность воспитания бескорыстной нравственности — смею заверить, немцы образца тридцатых были очень просвещённым по этой части народом. Более того, они, собственно, и породили этическую философию. Кант, Гегель, Шопенгауэр, Фейербах. Настольные книги у многих университетски образованных людей... включая высокопоставленных чинов СС, начальников концлагерей.
Да, если уж коснулись этики — не могу не сказать пару слов о том, как лично я вижу этику рабовладения.
To be continued