Я неоднократно упоминал в своей здешней (и прежней) писанине нашего семейного пса, Нерри. И он достоин упоминания.
По роду своему, по племени — он волкособ. Помесь волка с хаски. Которого в 2002-м подарили Женьке (тогда даже не знавшей, что она будет моей женой) друзья из Карелии. Трогательный такой вот толстолапый щеночек.
Но к тому времени, когда мы с Женькой познакомились (а это было вскоре после Нового Года) — этот «щеночек», имея месяцев десять от роду, весил уже кило восемьдесят, чтоб не соврать.
Он оказался исключительно крупным псом, непонятно даже почему. Вот размером с ирландского волкодава (даже больше), только гораздо массивней, преимущественно чёрный — и с льдистыми такими антарктическими голубыми глазами, какие бывают в собачьем мире только у хаски.
Да, «Нерри» - это сокращённое, конечно, прозвище, а так-то Женькины друзья предложили звать его «Карл Густав Маннергейм». Но сошлись на «Нерри». И понятно, никаких там генеалогических линий не велось, ибо — совершенно случайный волкособ.
И при этом Нерри оказался исключительно сдержанным «монстром». Вот если искать эталон нордического темперамента — так это его.
И одно удовольствие было приезжать с ним в гости к друзьям друзей — только сначала уточняешь: «Там у вас нет особо нервных собак? А то я с пёсиком». Отвечают: «Нет, тут вот у нас есть алабай, но он послушный, да мы и придержим его, пока ты своего пёсика в дом занесёшь, не боись!»
Ну, с Нерри это немножко не вариант. Просто, когда он выходил из машины, вслед за мной, и вставал «к ноге», ушами вровень с моими «погонами» - у людей выпадали сигареты изо рта, а «послушный» алабай забивался под сарайчик. И я вот эти(!) трудности имел в виду.
Потому что алабай, среднеазиатская овчарка — это собака, созданная для охраны овечьих отар от волков. Но когда она видит вот такого(!) волкособа — то намекает: «Во-первых, я не вижу овец, а во-вторых - всё имеет пределы разумного, хозяин!» И на всякий случай забирается под сарайчик. Откуда её приходится выковыривать, убеждая в том, что никакой угрозы нет.
Благо, Нерри действительно вёл себя очень корректкно и доброжелательно по отношению к другим собакам и даже кошкам (они его вообще не раздражали, в отличие от реакции на кошек у многих иных собак).
Мы с Женькой немножко опасались, когда в первый раз решили размножиться, что Нерри, возможно, станет ревновать к ребёнку, что иногда бывает с собаками.
Но — ничуть не бывало. Он Лёшку сразу признал за «своего» и был ему вернейшим другом.
Но с тех пор прошло много лет. Если быть точным, Нерри было пятнадцать, когда мы с Женькой решили произвести на свет ещё одно «исчадье». Для собаки же это, видимо, такой возраст, когда неизбежно начинаются какие-то изменения (и не дай бог в человеческой своей жизни до того дожить).
И когда в прошлом году появилась Кирка — там возникли проблемы с Нерри. Нет, он не «ревновал» её в том смысле, что как враждебную сущность рассматривал. Наоборот. Он взялся обеспечивать ей сверхзащиту. То есть, стоять рядом с ней — и никого вообще к ней не подпускать. Вот даже Женьку, чтобы сменить памперсы. Стоит, огрызается — один раз даже прикусил руку Женьке, которая его изначальная хозяйка, с самого щенячьего возраста.
Лёшку, которого раньше слушался безропотно, - теперь тоже нет, отгоняет, когда малую «охраняет». Это, в моё отсутствие, целым предприятием становилось, замена памперсов у малой, когда Нерри вздумал её «защищать». Как-то вот Лёшке нужно было его сманить с позиции, увести прогуляться, как-то Женьке успеть.
Да, меня Нерри слушался просто потому, что я физически сильнее, могу «защипнуть за щёчку» и оттащить в сторону, удерживая. После этого он сникал — хотя изначально порывался и на меня броситься.
Ну и не знаю, уместно ли говорить применительно к собакам о «шизофрении» либо «маразме» - но здесь очень похоже. У Нерри возникла сверхидея защиты Киры, нашей «младенчихи», от любых «посягательств» - и он напрочь перестал распознавать своих в этой ситуации.
С учётом же габаритов Нерри, когда он ни разу не такса, - это просто очень опасно, его склонность нападать на Женьку или Лёшку, когда ему кажется, что они угрожают Кире. И терпеть это было совершенно невозможно.
Поэтому, с тяжёлым сердцем, мы приняли единственно возможное решение — перевели Нерри в приют, который держат наши друзья и заодно там проводят научные исследования по этологии псовых.
Ну а чего ещё-то делать? Ждать, когда он реально Женьке руку отгрызёт, чтоб, понимаешь, к дочери своей не тянула? Или пока не растерзает в клочья соседку-пенсионерку, зашедшую за солью, когда ему пригрезится чёрте что, а ни Женька, ни Лёшка не смогут его остановить — или им придётся стрелять по нему?
Сентиментальность сентиментальностью, но когда пёс такого размера перестаёт быть управляемым — значит, приходится минимизировать риски его шизухи.
И для нас для всех долгое время Нерри был более чем член семьи, поэтому решение было непростым — но необходимым. Там, в приюте, к слову, в отсутствие объекта «гиперзащиты» в лице Киры, - он более-менее адекватно себя ведёт. Сначала тосковал, конечно, потом — приспособился к новым обстоятельствам. Благо, там профессиональные люди работают: щенка ретривера ему подсунули для опеки. И когда мы навещаем Нерри по очереди — он воспринимает, как «своих». И Женька с Лёшкой — гуляют с ним, и всё нормально. Да, с лабрадорчиком тем тоже вместе, которого Нерри опекает, но ему-то памперсы менять не надо.
Но он в целом-то довольно апатичный пёс, в своём-то возрасте. Всегда очень спокойный был — а сейчас и явно притомлённый своими летами. Вот просто шиза взыграла, что никого нельзя допускать до младенца, даже родную мать и свою изначальную хозяйку.
И с одной стороны, это не очень приятная для меня история, что так вышло с Нерри, поэтому некоторым далёким знакомым на вопрос «Где Нерри?» я отвечал, мол, «никто не вечен», но с другой стороны — и всё же примечательная история. Вот это ж какой ум нужно было псу иметь — чтобы сойти с ума?
И ведь помешался не на чём-нибудь, а на защите нашей малютки (пусть и от родителей). Хотя, казалось бы, ни волчья, ни «хаскинская» компоненты — не должны были бы отвечать за защиту очага, человеческих младенцев, всё такое.
Тут один учёный из того приюта уже выдвинул гипотезу, что на самом деле у волков, живших рядом с людьми, вырабатывался инстинкт защиты человечьих младенцев, поскольку именно безопасность для детей была ключевым параметром в одомашнивании волков. Ну, помощник в охоте — это, конечно, хорошо, но если он опасен для твоих детей (а волк, теоретически, по определению опасен) — то вот уже как-то не очень хорошо. И таким образом все евразийские волчьи популяции, ныне существующие — они не чисто дикие, они все «заражены» близостью с человеком. То есть, не все волки из этих популяций оказались в конце концов собачками, но практически все — принимали участие в конкурсе. И уж волк, который сошёлся с хаски — точно не имел страха перед людьми и их собаками, а потому мог иметь в родословной ранее одомашненых, а потом одичалых предков.
Ну, выявлять инстинкты из генома — пока что наука не научилась. Но покуда старина Нерри жив — пусть его понаблюдают. Он не страдает там — и уж точно не растерзает соседку, неосторожко зашедшую за солью.