Мы давно не общались, а тут вдруг он позвонил: «Давай пересечёмся».
Пересеклись. Мне тоже было интересно пообщаться.
И он, уловив моё настроение, сходу начал говорить ровно о том, что мне интересно. Это был очень страстный и живой монолог.
«Знаешь, - говорит, - что забавляет и раздражает больше всего? Вот все эти заунывные гадания на тему «Чего хочет Путин? Какой у него план? Какой у него расчёт?» То ли захватить Украину, то ли восстановить Советский Союз, то ли заключить стратегический пакт с Китаем в пику Западу. Боже, как это банально и примитивно, все эти рассуждения про кремлёвский «реалполитик»! Какая чушь!»
«Но тебе-то, - говорю, - Солнцеликий, конечно, поведал, чего он хочет?»
Смеётся:
«Да какая разница, чего хочет Путин? Кто он вообще такой, чтобы чего-то хотеть? Важно – чего хотим МЫ!»
Уточняю:
«Надеюсь, «мы» - это не российский народ?»
Фыркает:
«Скажешь, тоже! Нет, такие, как я. Если угодно, зажравшаяся, заскучавшая, охреневшая от собственного бесчувствия сволочь. Да, Тём – всё это происходит только потому, что нам стало скучно. И ты ведь сам прекрасно знаешь, что именно в этом причина всех войн».
Думаю про себя: «Ради справедливости, бывают и некоторые иные причины, но в целом – да. Обычно войны разгораются просто потому, что публике стало скучно, в голову стучит моча, а в грудь – пепел прославленных предков».
«Чего не понимают эти «авгуры», - продолжает он, - сейчас нелепо вести войны ради какой-то там пошлой «победы». Нет, важен лишь сам процесс. «Фигня война – главное манёвры». Это, знаешь, как сидишь, бывает, в кабаке тихо-мирно – а в один момент хочется запустить тарелкой в официанта и устроить хороший, славный дебош. И в этом всё дело. Нет никакой битвы за территории и ресурсы. А что есть, так это Москва Третий Рим. По-крайней мере, неужто мы не имеем права поиграть в Рим? А значит, у нас есть цезарь Коммод. Он порадовал свой народ спортивными играми, теперь – развлекает сражением гладиаторов. Арена – город Славянск и его окрестности. И только не надо мне сейчас тут говорить про «невинных мирных жителей»! Мы их помним, мы по ним скорбим, мы их оплакиваем! Да они, если угодно, для того и на свет-то родились, чтобы потешить наши сентиментальные фибры видом своей ужасной смерти! Иначе – какой бы вообще толк был от этой донбасской протоплазмы? Вот серьёзно, кто бы знал про них, кто бы думал о них, кого бы волновало, живы они или нет?»
Я отметил про себя, что всё-таки его немножко печалит гибель гражданских. Всё-таки – он чувствует некоторую неловкость от того, что для его развлечения вынуждены умирать всякие тётки и карапузы. Хотя, казалось бы, столько лет в журналистике, да в кремлёвской обслуге – ан поди ты.
«Ну или, - гонит он дальше, - самая весёлая игра. Наш Калигула Цезарь объявляет войну Британии. В смысле, Америке – ну да какая разница? Кровожадные, понимаешь, ицены, и прочие пиндосские бритты злоумышляют против Сената и Народа Рима. Хотят оторвать от нас Нарбонезию. Или, там, Панонию. Не простим обиды! И вот мы, сплотившись вокруг Калигулы Цезаря – выдвигаемся в поход на Британию. Всё, как положено. Воины собирают на берегу ракушки – это захваченные корабли противника. Потом срезают тростник – это пленные. Мы победили, ура!»
«И вот тогда Британия не знала, что Калигула вёл с ней войну и победил, а теперь – знает. В смысле, знает, что мы это говорим. И всё недоумевает, old bitch, pox on you (здесь он процитировал Олдингтона), на кой хер мы это делаем? Какие такие хитрые цели преследуем? И всё невдомёк им, унылым рационалистам, что – никакие! Это – просто игра. Это просто веселуха. Но такая, по сравнению с которой ничто любые бабки, любые территории, судьбы народов, судьбы мира – и прочая занудная срань, которая нам попросту надоела. Мы просто – хотим подебоширить в кабаке, и нам на всё насрать. Нам нужен Калигула Цезарь, нам нужен Коммод Цезарь, и кто бы сейчас ни лелеял свою жопу на троне – он будет тем, кем мы прикажем ему быть. А дальше, естественно… après nous – deluge».
Посмеиваюсь:
“Deluge”, говоришь? Нет уж, братец, так просто не отделаетесь. За разбитую посуду и пощипанных официанток придётся заплатить».
Отмахивается:
«Уй, да ладно! Мы, понятное дело, все сдохнем – а там и берите, кто хочет, эту мёрзлую землю с этим вонючим газом! Если она вообще кому нужна».
В продолжении своей долгой тирады Паша дважды ровнял на столе дорожки и прикладывался. Предлагал и мне. Отказаться вовсе было неловко, но я нюхнул чисто символически. На меня кокаин всегда действовал очень слабо (поскольку у меня и так удивительно позитивное мироощущение) и я редко его употребляю со студенческих лет (и только за компанию). А Паша, чувствовалось, нюхает его чуть ли не вёдрами.
Я лениво подумал, что историки будущего, рассуждая об очередном коллапсе российской государственности, по химическому исследованию останков сделают вывод, что главная причина была – в неумеренном пристрастии к кокаину со стороны людей, плохо осознававших его эффекты, а потому возомнивших себя политиками.
Я высказал эту мысль в максимально дипломатичном виде, Паша посмеялся, признав, что «именно так всё, возможно, и есть, но какая, к чёрту, разница, когда прёт?» - а с кокаина мы плавно соскочили на тему искусства и поболтали очень мило ещё какое-то время.
По дороге домой я прикинул, что бы чувствовал, если Паша задумает, ради своего дальнейшего развлечения, поиграть в ВЧК и раскулачивание российской буржуазии. В смысле, что бы я чувствовал, когда придётся его грохнуть.
Ну что же, он был классным парнем, и он будет жить в моей памяти в любом случае.
С другой же стороны, он, кажется, снова собрался на Донбасс со своей съёмочно-пыточной бригадой, и, возможно, естественный ход киевской АТО избавит меня от ответа на выше изложенный вопрос.
Я буду помнить и скорбеть. Серьёзно.