О специфике московитского патриотизма

Должен признаться, по некоторым вопросам я не всегда могу согласиться с Профессором Горьким Луком. Например, по вопросу легализации короткоствола. Он относится к этой идее весьма скептически, а я всё-таки считаю, что даже у последнего гопника должна быть возможность заглянуть в дуло пистолета и подумать о смене стратегии поведения. А не так, чтобы перепуганная его нахрапом барышня сразу принялась выковыривать его дурной мозг пилкой для ногтей через глазницу. Как по мне, пистолеты делают мир добрее, спокойнее, благодушнее. Ты всегда сумеешь учтиво улыбаться даже весьма назойливому человеку, когда знаешь, что в любой момент можешь засадить ему маслину в лобешник. Но для этого, кстати, необязательно бывает даже иметь сам по себе ствол — главное иметь его (!)ощущение(!) И если серьёзно, перед тем, как на самом деле обзавестись пистолетом — рекомендуется какое-то время просто походить среди людей, убедив себя, что он у тебя есть. И посмотреть, куда тебя будет или не будет заносить: то ли на благоуханные луга мировой гармонии — то ли в теснину ярящейся бычки. Полезное психологическое упражнение. Но личная вооружённость — это в любом случае, конечно, сложный вопрос, не терпящий примитивных «слоганных» решений ни «за», ни «против»

Поэтому часто бывает, когда я у кого-то читаю, мол, народ наш (любой) дик и нельзя доверять ему пестики, а то ж страшно подумать, что из этого выйдет — испытываю некоторое раздражение, мысленно задавая вопрос: «А ты, часом, не охренел, указывать, что должно и чего не должно быть в сумочке у моей жены? Что дальше? Помаду ей назначать будешь? Духи за неё выбирать? Ты всё-таки это самое — тормознись лучше на краю-то пропасти!»

Но такого не бывает, когда читаешь Горького Лука. Даже если не согласен в каком-то конкретном случае с какими-то его мыслями. Ведь главное — что они есть, что это именно мысли, а не ворох психотических искр в коротящих дендритах, и что он умеет красиво выражать те мысли. Просто приятно читать.

Вот и давеча прочёл новый его пост, на сей раз «фирменно русофобский». Пересказывать, разумеется, не возьмусь, но краткое содержание можно свести, пожалуй, к фразочке, популярной в нашем детстве: «У всех бывает — не у всех проходит». В том смысле, что у всех сколько-нибудь значительных наций бывало в истории много всякой херни. Но сейчас они просто это честно признают, иногда даже приносят извинения тем, кого та херня касалась. И только московиты будто бы на полном серьёзе продолжают мнить себя единственными и несравненными вселенскими благодетелями, чистыми, белыми и пушистыми, как первый декабрьский снежок на алых гроздьях рябины, символизирующей беззаветное самопожертвование. Когда же им указывают на какие-то небезупречные их делишки, они тотчас уходят в каустический сарказм: «Да-да, а все остальные, конечно, сущие ангелы!» Будто бы искренне не понимая, что «все остальные» - по крайней мере не отрицают тот факт, что не всегда бывали «сущими ангелами». Не пытаются ломать комедию, приписывая себе какое-то исключительное и перманентное благонравие и не называют такую пошлую комедию «патриотизмом».

И тут уж я не могу спорить с Луком. Да, есть, есть такое дело. И всякий раз, когда от очередного нашего «патриота» слышу этот давно известный набор аксиом («Во-первых, все бывали тем ещё говном, во-вторых, мы лучше по-любому, а в-третьих всё-вы-врёти!») - мне вспоминаются собеседования, которые, по роду деятельности, часто приходится проводить. И это особенно забавно делать с ребятами, которых мы сочли небезынтересными для себя по тем или иным причинам, но которые не имеют пока что никакого представления ни о корпоративной специфике, ни конкретно о моей личности, а просто считают, что зарплаты с такими толстыми нулями на дороге не валяются. Поэтому, конечно, они очень стараются произвести благоприятное впечатление.

И вот, усадив человека в кресло, начинаешь задавать строгим тоном всякие стандартные вопросы. По биографии, понятное дело, потом — говоришь: «Некоторые из следующих вопросов могут показаться вам неприятны, и вы можете на них не отвечать» (давая понять, что если он на что-то не ответит — разговор будет окончен навсегда).

Ну и вопросы, конечно, «неприятные».

«Вы когда-нибудь что-нибудь воровали, то есть, присваивали себе чужую собственность?» Большинство, как выясняется, никогда даже в мыслях не имели такой мерзости.

«Вы когда-нибудь употребляли наркотики?» Нет, как можно.

«А алкоголь? Только рюмочку по праздникам? Но меня интересует, доводили ли вы когда-нибудь себя до состояния сильной алкогольной интоксикации. Извините, что я это спрашиваю, но я должен задать этот вопрос». Но, выясняется, конечно, что человек хорошо себя контролирует и знает меру. И всегда знал.

«Теперь я должен задать ещё один вопрос (даёшь понять, что он поистине судьбоносный). Скажите пожалуйста, что именно стало решающим мотивом в вашем желании устроиться к нам на работу: убеждённость в том, что мы беспросветные идиоты — или же в том, что сверхъестественные ханжи? Я просто хочу знать, что стоит выше в мире ваших ценностей?»

Смотришь, конечно, на реакцию: насколько быстро въезжает, начинает ли дёргаться. Потом утешаешь:

«Послушай, чел, я понимаю, что ты не дебил в действительности. Дебил — в этом кресле не оказался бы. Но ты просто решил, что знаешь, чего от тебя хотят услышать. И какое фуфло следует задвигать «по процедуре». А мне, честно говоря, становится очень неуютно при мысли о том, что есть на свете парень, который никогда не воровал даже яблоки из соседского сада. Который никогда не нажирался до синих соплей со своими школьными дружками. Который, дожив до двадцати с лихом лет, никогда не пробовал хотя бы травку. Как сказано в классике, «такие люди либо тяжело и неизлечимо больны, либо в тайне ненавидят окружающих». И вот у меня возникло опасение, что следующим номером выяснится, что ты никогда не дёргал девочек за косички — и тогда, осознав своё собственное нравственное несовершенство, я заболею и даже умру. А оно мне надо?»

Ну и так налаживается контакт, человек уже отходит от кретинических стереотипов, делается откровенен. Но всё же на всякий случай уточняет: «Что, вот и про наркотики рассказывать, как есть?» Ободряешь: «Чел, если б ты торчал на хмуряке — я бы не то, что на пороге это срисовал, а в коридоре, когда мимо проходил. Но честно сказать, тебя бы охрана на входе спалила. Поэтому — расслабься уже. Что меня действительно интересует — так это есть ли у тебя опыт пребывания в состоянии «изменённой реальности». Способен ли ты его вовремя выявить, если кто-то тебе чего-то подсыплет. Это вполне практические вопросы».

Но всякий раз это забавляет. Вот эти ребята — они реально не дебилы, потому что дебилами наши рекрутёры не интересуются. Себе дороже связываться. И подразумевается, что они владеют какой-то логикой. Которая должна была бы подсказывать, что фирма, способная платить своим сотрудникам такие бабки — тоже не может рулиться идиотами, которые схавают любое фуфло. Но что на самом деле подсказывает им «глубокое знание и чувствование жизни» - так это что на собеседовании нужно, кровь из носу, втирать, какой ты охуенно правильный. Ну просто потому, что вот именно в этом заключается ритуал собеседования в корпоративной культуре. Ибо — а как иначе-то?

Нет, бывают, конечно, уникумы, которые с самого начала имеют нахальство юморить и стебаться, несмотря на мой очень строгий вид (а я ведь иногда и очки надеваю, без диоптрий). И это, конечно, самое интересное. Думаешь: «Ну, на первых порах немножко так обломить, немножко подставить по-братски, чтобы совсем-то уж не борзел — но потенциал налицо, далеко мальчик пойдёт».

Бывают ребята, которые просто «вменяемо» отвечают. «Воровал? Ну, в детстве бывало... так... по мелочи... шоколадку на спор в магазине...» (Про себя отмечаешь: «Ну да, а детство у нас лет в двадцать закончилось. Ибо — попробуй только мне сказать, что на армейке ничего не пиздил»). «Наркотики? Ну, трава — это в счёт? Но я не знаю, её же все курили когда-то». «Алкоголь? Ну, бывало пару раз, когда реально так в хлам развозило, с непривычки. Но это — ошибки молодости. Так-то я не злоупотребляю».

Но вот процентов семьдесят — на полном серьёзе пытаются тебя убедить, что если ты не видишь за их спиной крылья, то это лишь по причине твоей слепоты.

И подобное сверхъестественное облагораживание (?) истории личной — очень похоже на то, как московитские «патриоты» всеми силами порываются обелить историю национальную. Разница, пожалуй, лишь в том, что когда «собеседуемому» пареньку даёшь понять, что от него вовсе не требуется соблюдение некоего «само-собой-ясного корпоративного протокола», что нас живые нормальные люди интересуют, а не пернатые безупречности, - он это понимает и даже вздыхает с облегчением.

С московитскими «патриотами» это не прокатывает. Нет, они вот до упора будут привержены формуле, выдвинутой Бенкендорфом: «Прошедшее России было удивительно, её настоящее более чем великолепно, что же касается до будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение".

И при этом будут уверены, что если дать слабину, если признать, что прошедшее России было «удивительно» не всегда в хорошем смысле — то всё, ты проиграл. Ты не должен признавать, что здесь бывали и моральные уроды на троне, и отморозки у них под началом, и всякого дерьма хватало, и дохерища глупостей творилось. Нет-нет, всё было изумительно, всё было правильно, и всё было до усрачки героично, ибо все только и искали, где бы живот свой покласть за Царя, за Родину, за Веру, и «за други своя», и уж ты-то в сём точно знаешь толк, поскольку сам живот свой покладаешь за означенные высшие ценности по три раза на дню, а бывает и по пять. Это для тебя всё равно как намаз в шиизме и суннизме.

Глядишь на этих московитских патриотов — и думаешь: «А вот без надутых щёк — в принципе для вас реально свою страну любить? Ну, постижимо, то бишь?»

Это серьёзный вопрос. Ибо тут и другая ассоциация возникает.

Вот вы встречали такое явление? Вот некий мужичок, который ездит... ну не прямо уж на «тазике», но на чём-то таком очень «бюджетном». Японка, там, пятнадцатилетней давности. И вот он не первую неделю, как взял её, а уже год, скажем, на ней ездит — и всё расхваливает, какая это машина его мечты. Потому что вот тогда — ещё умели делать в Японии «вечные» машины. И там всё продуманно, всё вообще заебись. Это просто, блин, сказка, а не машина.

И чем больше слушаешь, как он это своё чудо расхваливает — тем больше думаешь: «Бля, насколько ж там всё плохо-то на самом деле должно быть, что чела всё никак не попускает? Что он всё пытается доказать, что его не наебали, впарив эту рухлядь».

Ну ладно, японки — реально бывали по крайней мере «стойкие». Но вот особенно это умиляло выслушивать от владельцев Рендж-Роверов второго поколения (третье, вроде как, уже более «вменяемое» было, потому что баварцы подрихтовали малешко). И гордый владелец второго Ренджа — непременно отмечал «истинно британский аристократический стиль этой машины, нечто такое неуловимое, что нельзя передать, это надо прочувствовать».

И ты такой, с восхищением:

«Я понимаю, что это неуловимо, но, наверное, ты имеешь в виду истинно аристократическую манеру уходить по-английски, когда на ровном месте отказывает вся электроника и ты вааще ни болта не врубаешься, чего делать?»

А гордый владелец такой:

«Тихо, Тёма, тихо, пожалуйста, сцуко! Я отъездил на нём два года — и хочу продать этот пиздец на колёсах хотя бы за две трети цены. Я рассчитываю найти здесь потенциального ло... покупателя».

Приходится спустить с небес на землю:

«Не хочу тебя разочаровывать, но вряд ли ты найдёшь и того, кто купит двухлетний Рендж хотя бы за половину начальной цены. Это, видишь ли, не Крузак восьмидесятый и не Геленд, которые и через десять лет стоят половину от новья. Про Рендж — ну, все, кто в принципе мог бы его купить, уже знают, что есть менее тоскливые варианты того, как потешить свой мазохизм. Поэтому всю эту херню про «истинно британский аристократический стиль» - можешь вешать разве лишь на формумах владельцам «тазиков». Но, боюсь, среди них трудно будет найти потенциального покупателя».

Не, на самом деле я — англоман, sort of. Но я англоман — потому что всегда ценил британскую корыстолюбивую честность. Когда англичане доказывали, что с ними можно иметь дело, потому что они знают свою корысть, не отрицают её, и не пойдут против неё из-за каких-то вздорных-иллюзорных причин, из-за каких-то иррациональных маний.

А этот автомобиль, Рендж второго поколения, особенно же рекламная его кампания с упором на «истинный аристократизм» - злили именно потому, что были предательством британской своекорыстной честности.

И может, не все эти Ренджи были такое уж откровенное говно, может, где-то качество исполнения выдавалось и получше, но вот как раз вымученные осанны их «стильности» заставляли думать, что это не может быть ничем, кроме говна. Потому что когда про внедорожник везде пишут, какой он охуенно стильный и аристократичный, с истинно британским характером, который неуловим, но прочувствовать надо — реакция разумного человека: «Скажем дружно — нахуй нужно».

При этом, у меня к машинам — не чисто утилитарное отношение, а всё-таки имеет место и налёт сентиментальности. Ну вот последние лет пятнадцать я езжу в основном на Туарегах и могу признать, что «прикипел» к этой машине. Но если кто-то спросит, какие я вижу сильные и слабые её стороны — я честно отвечу. Потому что сам понимаю, что нет в этой жизни абсолютного совершенства. И мне в голову не придёт кричать на каждом углу: «Я обожаю Туарег, это единственная настоящая машина для настоящих парней!» Да реально, иногда доводилось завидовать одному приятелю, который ездит на Шкоде Йети, а это как бы младший родич по FAG (чешский вариант Тигуана, но при этом, возможно, лучше Тигуана, даже несмотря на нарочито уёбищный дизайн) — и в городе эта машинка однозначно способна на большее, чем Туарег, просто за счёт своих более компактных габаритов, но при этом не худшей динамики в реальных городских условиях.

Ну и к историческим всяким явлениям, вроде государств — у меня отношение такое же. Да, я не скрываю, что предпочитаю ассоциировать себя с Новгородской Республикой. Но при этом я не скрываю, что считаю их вече, зачастую, сборищем баранов, которые нихера не могли решить по существу в нужный момент, а моих любимых ушкуйников — считаю тем, кем они были, то есть речными пиратами, людьми порою довольно циничными и беспардонными, которых вряд ли пожелал бы пригласить к себе домой современный цивилизованный человек. Но, собственно, и по поводу боевых соратников Дрейка и Моргана — я тоже особых иллюзий не питаю, хотя при взгляде со стороны они были прикольные ребята.

И конечно, вызывает раздражение то, как медленно партия Борецких продвигала союз с Литвой и как тому противились местные дебилы, воздыхатели по единению с Московией, которых реально сумел прельстить Иван Третий, поскольку он реально был очень крутой политик (в отличие от своего внучкА, который Ваня Четвёртый Ёбнутый и который своим брутальным безрассудством умудрился ушатать Московию так, что чуть вообще не гавкнулась... и порою хочется сказать: и жаль, что не).

Хочется помечтать, конечно, что если б наши вовремя скорефанились с Литвой — то хер бы московитам моржовый, а не Новгород. Это мы бы их подвинули с Ярославля, прочистили бы Волгу для торговли, а Москва — ну, скромнее гораздо себя вела бы и, может, крыша бы от понтов не поехала. Вот это вот «Третий Рим» и всё такое — этого бы не было.

Но сейчас, конечно, это всё уже не очень актуально. Вышло так, как вышло. И я долгое время пытался примирить своё «новгородское» начало с Московией. Я даже старался не обращать внимания на завывания московитских «патриотов» о том, какая их держава самая-самая классная на Земле, какая она самая благостная, самая правильная... из чего, конечно, было видно, что сами они считают её полным говном от и до, стесняются этого и пытаются как-то парировать. Ну, как владелец Ренджа, трижды за последний месяц вызывавший эвакуатор, расписывает «стильный аристократизм».

Я же и в истории Московии старался видеть некие проблески человеческого достоинства и здравого смысла. Ну и кое-где — оно есть. А кое-где — ну конечно, кровавое говно, но можно было считать, что не более говёное, чем у иных прочих наций. Ну, у кого не было периода angry adolescence of the national building?

И было время, когда казалось, что всё плохое осталось в прошлом, let bygones be bygones (а кто помянет — тому глаз вон-съ), и я, честно признаюсь, думал о всяких там прибалтах, что они там прибалтанулись, если хотят, чтобы лично я им, как русский, приносил извинения за политику СССР, за Пакт М-Р, за аннексию их территорий и террор против народов.

Да, бывая в Прибалтике, я понимал, что местными может быть сочтена за хамство та презумпция, что они обязаны понимать по-русски, поэтому после «лабдена» обращался по-английски, видел напряг у кофейных тётушек среднего возраста, невзначай заявлял, что немного говорю и по-русски — и вот тут они бывали очень рады.

Но должен ли я был перед ними каяться за то, что сталинский СССР сотворил с их милыми-уютными странами? Я об этом сожалею — но я-то лично какое имею отношение ко всему этому дерьму? Да не большее, чем современный испанец — к выходкам Кортеса (не всегда этичным). Так тогда казалось. Что весь этот московитский бред величия — остался глубоко в прошлом. Что у нас теперь другая страна, которая пусть в данный момент и возглавляется несколько сомнительным и насквозь криминальным персонажем — но он с головой-то всё-таки дружит ведь?

Поэтому, каюсь, я до последнего отказывался поверить, что Путин хапнет Крым. Мне казалось, что он... ну, с головой-то дружит? Он же вменяемый бандос, всё же? Оказалось, что нельзя быть в этом уверенным, когда мелкий чин тайной полиции возносится, безо всякой политической подготовки, на роль главы государства. Рано или поздно — у него рвёт башню от своих фобий и он делает какую-то непоправимую глупость, чтобы просто «услать опричников на Изюмский шлях». Потому что их, вот этих каких-то маньяков «русского мира» - он в первую очередь и боится. И очень хотел бы, чтобы их там где-нибудь на Донбассе поглубже похоронила укропская арта.

При этом, по поводу Крыма мне некоторые люди писали тогда, весной четырнадцатого: «Ну, так или иначе, Крым наш. И зачем делать вид, что не рад этому?»

На что у меня бывал только один ответ: «Господа, вы реально ёбнутые? Вы реально не понимаете, что произошло? Вы мне советуете испытать какое-то удовольствие от того, что я каким-то образом чего-то приобрёл, когда над этим вашим долбанным Крымом взметнулся бесикр? Потому повторю вопрос: вы ёбнутые?»

Ну это на самом деле ситуация была примерно такая же, как если б вдруг мой сынок подъехал к нашему дому на явно чужой тачке, с разбитым боковым стеклом, с вырванными проводами у рулевой колонки, и сказал бы, подмигнув: «Ну чо, много — не мало? Лишняя тачилка уж точно не помешает».

Нет, прошу понять правильно. В реальности Лёшка, мой сынок, - он не так воспитан. Он может быть тем ещё фулюганом, но он не идиот. Если вдруг и угонит какую-то левую тачилку, чтобы покататься с дружками и подругами (нет, ну мало ли?) - то уж точно мне не станет это впаривать как «прибавку к гаражу». Он не идиот. И он не так воспитан, чтобы совершать явно идиотские действия, да ещё куражиться ими передо мной.

И вот, надеюсь, сына своего я воспитал довольно вменяемым молодым человеком. Да, хулиганистый, отрывной, дерзкий. Но при этом — он всегда соображает, что делает.

С политическим руководством РФ, следует признать, получилось хуже. Мы должны были их воспитать так, чтобы у них мыслей даже не возникало о повторении каких-либо московитских паттернов, но — не справились с этой задачей.

Именно за это нам и придётся ещё долго приносить извинения, даже после переформатирования политического пространства РФ. А заодно — анализировать, каким образом в двадцать первом веке могло снова вылезти это московитское мурло, тупое, хамское и бессмысленно злобное. Ведь так хотелось считать, что Россия давно вылечилась от своих «болезней роста», и пусть какие-то припизди ещё остались, но уж по крайней мере она не станет развязывать войны исключительно ради подросткового самоутверждения.

Нам казалось, что несмотря на наличие неких маргинальных чудиков, всерьёз пытающихся отстоять честь и достоинство всех наших самодуров и упырей от Иоанна Четвёртого до Иосифа Виссарионовича, это всё уже неактуально для настоящего, это может быть темой для шуток и стёба, как у любых иных «взрослых» наций, поскольку само собой подразумевается, что нынче-то невозможно повторение особо «достославных» исторических моментов.

Следует признать, что мы ошибались. Россия пока ещё очень далека от того, чтобы иметь право называться «взрослой» нацией. Политически она чертовски инфантильна, безответственна и, прямо скажем, неразумна. И как и прежде, всякий раз появление большого числа людей, надувающих щёки и колотящих себя в грудь в знак своей какой-то особенной, непостижимой любви к России — должно расцениваться как очень тревожный звоночек. Потому что так всегда бывало перед тем, как Россия выкидывала очередную какую-нибудь самоубийственную глупость, небезопасную к тому же для окружающих.

И с некоторых пор мне представляется, что я понял глубинную причину взаимосвязи этих всплесков «патриотизма» (в московитском понимании) и совершения самоубийственных для России глупостей. Дело, пожалуй, в том, что эти люди, столь яро и пафосно расписывающие непомерность и непостижимость своей любви к России — делают это потому, что действительно не могут ни измерить свои чувства к своей стране (ни умом, ни ещё каким-либо инструментом), ни постичь, любят ли они её вовсе.

Потому что где-то в глубине их сознания звучит вопрос: «Господи, что это за место? Здесь холодно, здесь грязно, здесь волки воют. Как меня сюда занесло?» Но звучит и ответ: «Это твоя Родина, сынок! И весьма постыдно её не любить хоть в каких-то её проявлениях. Нет, ты должен любить её всю и полностью, а когда совсем невмоготу сделается жизнь в этой холодной угрюмой стране — ну тогда пойти куда-нибудь да живот покласть за Отчизну, что ли».

Реально, так сложилось, что Россия — северная страна, где, однако, значительная часть населения — просто не успели сделаться природными северянами за те несколько веков, что живут здесь. Поэтому они в глубине души и не понимают, чего вообще здесь делают и чего здесь любить можно. Но поскольку сии мысли кажутся неблаговидными — они бросаются убеждать прежде всего самих себя в том, что любят свою страну как есть, не видят и не могут видеть никаких в ней изъянов, и страсть их должна быть такой, что словами не передать (потому что если попробовать — выяснится, что её вовсе нет, или же страстность немножко другой знак имеет).

И вот такой несчастный, совершенно запутавшийся в себе и в своём отношении к своей земле человек, чтобы отпугнуть свой конфуз, начинает громко кричать: «Руки прочь от нашей истории! Те, кого вы называете «тиранами» и «душегубами», на самом деле были великие люди, радевшие о благе страны и народа!»

На что остаётся лишь пожать плечами: «Ты чего, совсем дурачок? Даже те, кого НЕ называют тиранами и душегубами — то были монархи и царедворцы, феодалы. Они никогда ничего не делают просто так «на благо страны и народа». Да им оскорбительно само такое подозрение покажется, будто они могут радеть за народ и чуть ли не служить ему. Нет, всё, что они делают — они делают ради воплощения своих личных амбиций. И это не попрёк им: любой в их положении имел бы те же мотивы. Но вот вся разница в том, только ли глупости делает персонаж ради своих амбиций, или способен разумно оценивать ситуацию и проводить разумную политику. Но история больше помнит тех, кто откалывал какие-то одиозные чудачества. Просто потому, что и публика предпочитает пикантные анекдоты. Но это и есть любовь к истории своей страны — способность ценить анекдоты о тех чудаках, что оставили след своими выходками. Поэтому, не лез бы ты со своим свиным рылом, поучая, как надо любить страну, которую сам ты, если признать правду, вовсе не ощущаешь как свою».

Но что там исторические дискуссии — эти несчастные, стремясь доказать свою любовь к России, бросают вызов и русской природе. «Да, да, я очень люблю русскую зиму! И совершенно не боюсь холода. Вот прямо щас — возьму да окуну мудя в иордань на Крещение».

Смотришь на это, опять-таки пожимаешь плечами: «А чего ж Крещения-то ждать, когда и впрямь так любишь водные процедуры в русский мороз? Ледком озёра начинают потягиваться уже к концу ноября — плескайся не хочу. Пусть не январская стужа — но бодрит. Но не тянет в водичку, нет? Только разок и непременно на Крещение? Ну, молодец — думаешь о здоровье нации. Не, не, я не говорю что это полезно для твоего(!) здоровья. Я говорил о «здоровье нации». Не понял? Ну да и ладно».

Да, в этом, надо полагать, главная проблема. Как говорилось в советской традиции школьного преподавания литературы - «проблема лишнего человека в творчестве... любого отечественного классика».

Вот их слишком много в России, реально лишних людей, которые не понимают, чего они здесь делают, не могут просто «подружиться» с этой страной — а потому пытаются изобразить некую всепоглощающую страсть к ней и даже сами себя в ней убеждают. Но поскольку они не знают, чего делать с Россией, то подтверждать свою заботу о её величии им приходится, покусывая соседей — зачастую будто бы и вовсе без какой-либо практической надобности, даже в представлении несколько устаревших стандартов «реалполитик».

И ведь эти бедолаги не виноваты, что где-то веке в двенадцатом их предков притащили сюда только потому, что тем рюриковичам, кто не мог претендовать на Киев, нужен был плацдарм для набегов на Волжскую Булгарию. Но так вот из поколения в поколение передавалась идея, что раз уж ты оказался на этой земле, где тебе просто неуютно, - должен согреваться некой пылкой любовью к ней, а не то озябнешь. И любовь эта, конечно же, должна быть тотальна и бескомпромиссна, без единой оговорки, а не так, как бывает у нормальных людей, нормально живущих на той земле, которую органически считают своей, а потому не видят надобности в навязчивых демонстрациях своих неземных к ней чувств. Поскольку они вполне себе «земные».

И вот главный вопрос — что делать с этими бедолагами, которые, как сказывали в старину, just don't belong here. Они никогда не чувствовали эту землю своей — а потому пытались почувствовать её «суперсвоей», и всегда создавали очень много проблем и России, и соседним странам, причём зачастую — не из практических каких-то «хищнических» устремлений, а вот ради убеждения самих себя в глубине своего патриотизма, отчего получалось ещё безобразней, чем бывало у самых отвязных хищников.

Хотелось надеяться, что это безумие осталось далеко в прошлом, что Россия изменилась, что теперь здесь преобладают нормальные, психически здоровые люди вовсе не маниакального склада. И во многом это правда.

Но именно общее снижение психотизма в национальном менталитете — не могло не обеспокоить тех, кто не мыслит своё существование без психозов и бреда величия. Каковых дефективных — много среди «интеллектуальной элиты», много оказалось и в политике (во всяком случае, готовых подыграть этим психам, оппортунистически использовать их в собственных интересах).

Это — пожалуй, единственный, хотя и значимый проблеск в сложившейся картине. То, что само по себе обострение мракобесья и великодержавной этой истеричности, нагнетание джингоистского психоза в обществе — означает, что в действительности носители этих маний чувствуют себя не очень-то уверенно. И не без оснований.