Многие люди, изучающие иностранный язык, отмечали такой феномен. Даже когда они получают основания считать себя весьма продвинутыми «студентами», им всё равно очень трудно понимать живую речь носителей языка в естественной среде обитания. Зато — они без проблем понимают речь представителей других наций, которые тоже учат этот язык. Понимают — даже несмотря на всевозможные акценты.
И вот возникает вопрос: почему так? Почему люди, говорящие на каком-то языке с раннего детства, бывают настолько тупыми, что не могут научиться говорить на нём внятно и правильно, то есть так, как учат в языковых школах в других странах?
Тому есть простое объяснение. Это — заговор. Местные — намеренно делают свою речь неразборчивой и непонятной, чтобы шпионы не могли их подслушать.
Есть объяснение немножко посложнее. Видите ли, тот язык, которому учат в заграничных школах, и тот, на котором разговаривают в быту нейтив-спикеры — они могут во многом совпадать. Вплоть до полного взаимопонимания письменной речи. Но вот что касается устной речи — это довольно разные языки. По фонетике, по ритмике, по интонациям.
И дело тут не в том, что учителя заграничных школ — какие-то дремучие шарлатаны (хотя они бывают чертовски консервативны в своих представлениях о том языке, который преподают). Но допустим, они даже очень толковые, даже блестящие. Допустим, это даже сами по себе носители языка. И это — не помогает обычно. И лингафонные всякие курсы — тоже не помогают. Даже когда записаны носителями языка.
Вот просто представьте. Вам, как человеку, хорошо знающему русский, доверили важную миссию. Записать для обучения иностранцев, как звучат всякие полезные фразы на русском. Допустим, «Вы не подскажете, где здесь шестьдесят четвёртый дом?»
Как вы озвучите? С большой ответственностью, с добросовестным старанием, я думаю. Оно будет звучать примерно так, как на письме, с той поправкой, что в ныне преобладающем, «телевизионном» варианте русского не принято различать «о» и «а», а также «е» и «и» в безударных позициях. Но в целом, повторю, произношение будет очень близко к написанию.
Но как насчёт такого произношения?
«Вы-ни-па-аскАжьите, дЕ-зись шисЯ-читОртэй дом?»
Ну, у меня нет под рукой значков, чтобы в точности отобразить фонетику, но оговорюсь, что в слове «четвёртый» под ударением будет не открытое «о», а этакое «нейотированное ё», среднее между мягким «э» и «о», а в окончании — шваабразное «э». Но в целом — примерно так это может звучать.
Так говорят только удолбавшиеся спайсами гопники с района? Нет. В действительности, так говорят и вполне образованные люди. Когда не имеют причин заботиться о какой-то особой чёткости речи, когда уверены, что и так поймут. И ведь понимают.
Это похоже на аппаратную коррекцию ошибок в модеме. Он примерно представляет себе, чего следует ожидать в очередном пакете данных, и если вкрадываются какие-то помехи — он их просто игнорирует, отшивает.
Так и человеческое сознание, привычное к определённой языковой среде, не пытается разобрать каждый звук, каждое слово. Оно воспринимает фразу в целом, сообразно ожиданию, вбитому в подкорку. И даже если что-то произносится нечётко, или даже совсем не так, как принято это записывать, - сознание игнорирует такие мелочи и восполняет изъяны. И у говорящего, и у слушающего. Им кажется, что речь звучит вполне себе «книжно». На самом деле — мягко говоря, нет.
И это — в русском. Языке, который на самом деле довольно унифицирован в плане фонетики, имеет сейчас минимальные диалектные различия, и при этом русский — довольно медленный язык. Гораздо медленнее многих европейских. Мы говорим будто бы с чувством, с расстановкой... но на самом деле живая будничная речь даже в русском очень сильно отличается от того, как её принято транскрибировать в учебниках для иностранцев. И от того, как записывают звучание слов и фраз добросовестные люди для лингафонных курсов и говорящих словарей — она тоже сильно отличается. Хотя бы потому, что живом общении — никто не выводит звуки так старательно и заботливо.
В более же «скорострельных» языках — у иностранца при столкновении с реальной житейской средой (и даже с фильмами, когда они не создавались для обучения иностранцев) возникает некоторый культурный шок. Потому что он, даже зная все слова, просто отчаивается распознать их в живой речи. Слишком быстро, слишком невнятно. Там половина звуков, что он заучивал так бережно, попросту проглатывается, и с этим-то он мог бы ещё смириться, но если б имел какой-то «ключ», какие именно звуки проглатываются, а какие выпячиваются. А то ж он слышит какое-то бульканье манной каши на огне, из которой через примерно равные промежутки времени вырываются протуберанцы акцентированных каких-то слогов, но бедняга не понимает, что это, к чему это.
И ладно, там, английский. Язык, по определению очень слитный и фонетически непривычный для русских, со всеми этими th, с носовыми инговыми окончаниями, с различением bit vs. beet, во что многие соотечественники просто въехать не могут.
Но вот испанский. Его фонетика в принципе не больно-то чужда русскому слуху. Ничего, вроде, непривычного (кроме, разве лишь, практического неразличения «б» и «в» да сближения «т» и «д» даже в огласованной, а не концевой позиции). При этом, испанский славится чёткостью артикуляции звуков. У него этакая «пинцетная» фонетика (ну, вот такая возникает ассоциация от энергичных испанских «о» и «а», а особенно от «ie”; вот говоришь иной раз какой-нибудь сеньорите «ло сьенто» - и чувство, как будто за попку при этом щиплешь :-) ).
Однако ж, эта сверхчёткая артикуляция — она бывает у дикторов телевидения. Да и то, в собственно испанском кастильском. Европейском, то бишь. А чуть удалишься в колумбийскую какую глубинку, да спросишь местного жителя на дороге, типа, как проехать к вилле драглорда — так он ответит что-то вроде: «АликхьЕр!»
И думаешь: «Чего? Кто «хер»? Чего я тебе плохого сделал, омбре?» Потом только соображаешь: «А ля искьерда». Налево, то бишь.
Потом, конечно, привыкаешь. Начинаешь ловить закономерности, где они акцентируют звуки, а где проглатывают. И уже понимаешь, что «ануЭ» - означает «de nuevo”. Хотя раньше мог мириться лишь с тем, что в европейском кастильском говорят скорее «те нуэво», нежели «де» (ну да, у них эти согласные иногда сливаются... а иногда нет).
Причём, приведённые образчики произношения — это не только для дремучих колумбийских крестьян из глубинки характерно. Нет. И вполне образованные люди так говорят в обыденной речи.
Ибо испанский, при всей своей как бы чёткости (а они гораздо энергичнее работают над этим лабиолингвальным своим аппаратом, чем русские) — это очень быстрый, «пулемётный» такой язык. Возможно, быстрее британского английского (хотя примерно на равных с американским... который не чужд, опять же, влияния испанского). И там физически невозможно выговорить все звуки, какие теоретически, по транскрипции, должны быть. Они опускаются или сливаются неизбежно. Но вот освоить «паттерны», по которым это происходит — можно только практическим путём. Никакие учебники не помогут.
Однако ж, общую методологию на этот счёт мы выработали. Многим — оказывается полезна. И её несложно применять в наш век высоких цифровых и коммуникативных технологий.
Итак, вот все слышали о методе двадцать пятого кадра. Но это — вчерашний день. Мы давно уже используем тридцать первый. Причём, обучение происходит во сне, потому что мы разработали переходник от выхода видеокарты на наушники...
Ладно, воздержусь от стёба. Изучение языков можно сделать более весёлым и увлекательным процессом, чем принято в школах, но его нельзя сделать автоматическим, подсознательным и совсем уж «ленивым». Все рекламируемые подобные технологии — это полная лажа.
С другой стороны, что касается освоения навыков живой разговорной речи (как понимания её, так и воспроизведения, что неразделимо, на самом деле), то для этого полная лажа — и попытки читать, скажем, книжку вслух, соблюдая фонетические правила, внятно, звучно, отчётливо. В лучшем случае — в быту ты будешь походить на диктора ТВ, читающего книжки в культурно-просветительских программах. То есть, на что-то вроде марсианина или иностранного шпиона.
По-настоящему эффективный способ — следующий. Находишь в Инете какие-то видеоматериалы, где представлена речь обычных людей в более-менее обычных ситуациях. Желательно — в таких, где они даже не знают, что их снимают. Но, в принципе, сойдут и художественные фильмы или сериалы, которые уж точно не предназначены для обучения иностранцев, а значит, там никто не старается приносить жизненность речи в жертву внятности.
Просматриваешь с субтитрами на том же языке. Отмечаешь, как передаются в живой речи те или иные фразы. Разбираешь их по косточкам, чтобы понять, что есть что. Тут общего перевода — недостаточно. Придётся немножко приморочиться и грамматикой, и лексикой. Ты можешь взять для разбора не так много фраз, но в точность понимать, к чему там каждое слово, включая междометья.
Потом берёшь эти фразы — и пытаешься воспроизвести максимально близко к оригиналу. Попасть не только в фонетику, но и в интонации, в эмоции, даже в мимику того, кто произносит эту фразу. Если это женщина — имитируешь женский голос, как Жидкий Терминатор во второй части, изображая опекуншу Джона Коннора. Да, тут нужно некоторое актёрство. Но оно в любом случае нужно, чтобы изображать владение языком, который не является твоим по праву рождения. Актёрство — и наглость.
Лучше брать некие симпатичные лично тебе фразы — и эмоционально нагруженные. Во взволнованном состоянии — люди «звучат» на родном языке ещё невнятнее, чем обычно. Что и нужно для наилучшего постижения нюансов коверканья речи.
И ты осваиваешь эти фразы, учишься их выстреливать так же быстро, как в оригинале — и записываешь себя, и сверяешься, насколько похоже получилось. А лучше даже иметь какое-то «третейское» суждение на сей счёт. Что нынче, при развитии коммуникаций, вполне возможно даже без наличия постоянного инструктора.
И впредь, именно в разговорной речи, освоив хотя бы самые простые обороты и конструкции, лучше стремиться к тому, чтобы не цедить слова по чайной ложке, а выпаливать этакими блоками. То есть, ты можешь мямлить, экать и мекать перед тем, как выстрелить блоком — но вот чтобы сам по себе он звучал слитно, бегло и царственно небрежно, как и подобает носителю языка.
“What-can-I-say-about Global Warming?.. Well... I'm-mm... just-a-guy... I'm-no-scientist, ye-know... But-tt... Whach-I-think is this-shit-is-real-global, if-you-get-whach-I-mean... It's so... big? And global. And-everything-gets-warming. It's so scary, you know”.
Смысл? Не беспокойтесь. В данной реплике его точно не меньше, чем во всей алармистской литературе вокруг Глобального Потепления. Можно даже сказать, здесь имеется квинтэссенция всех страхов, связанных с ГП. Но поскольку нас занимают сейчас лингвистические, а не климатические вопросы, то вот повторю: между фразами — можно думать и тянуть время. Но как только в мозгу испеклось нечто, похожее на мысль — оно должно выстреливаться залпом. Именно это — и является признаком носителя языка, а не школяра, мучительно подбирающего слово за словом в попытках собрать их в предложение.
И по хорошему счёту, желательно приучить себя с самого начала обучения новому языку: когда ты созрел до того, чтобы что-то сказать — ты выдаёшь слитные блоки слов «на автомате». Задумываться ты можешь — лишь над подбором каких-то конкретных слов, о чём можешь и информировать в ходе размышлений. «Ну, я не знаю даже, как тут лучше выразиться... ибо слов нет... но попробую». Да, в школе это считается моветоном. На самом деле именно такие фразочки, о своём вербальном бессилии, нужно разучивать первым делом.
Но и все фразы, которые ты произносишь — ты должен учиться произносить бегло и слитно, как в разговорной речи. И с эмоциями, и с выражением. Ты должен вживаться в шкуру того, кто произносит эти фразы как родные и естественные для него. Чтобы они стали родными и естественными для тебя.
Это можно практиковать уже с самых начальных фраз.
«This is a TABLE!” - вот с экспрессией, как «Это СПАРТА!» И, встав в позу Леонида, пальцем сверху вниз ткнуть.
«This is MY table! I LOVE it!”
Ну и вот, прослушивая себя в записи, корректировать звучание, добиваясь натуральности и слитности.
Устав же от повышенной экспрессивности — можно перейти к умиротворённой мудрости.
В прошлой заметке я рассказывал, как мы с Лёшкой (и со всеми последующими студентами) развлекались, выдумывая глубокомысленные пословицы и цитаты.
Это можно делать с самым базовым лексическим материалом.
«You see, this is a table. And an apple is on the table. And that's right. Because, as they say, no table is good enough, unless an apple is on the table”.
По-моему, в достаточной степени пурга, чтобы тащиться, озвучивая её. На разные лады играть с интонациями, с жестикуляцей, со смысловыми акцентами, даже с лингвистическими акцентами.
Да, как ни поразительно, очень эффективный способ постичь некое «мейнстримное» произношение — это пытаться намеренно его коверкать под какой-то акцент, отличный от твоего родного. Хулиганство — осознаваемое в качестве такового, и потому наилучшим образом позволяющее овладеть фонетикой языка. Этакая «триангуляция нужной фонетики».
Во всяком случае, когда мне доводилось учить амеров русскому, я нашёл очень полезным для них упражнение по имитации кавказского (условно-собирательного и анекдотического) акцента в русском. Поразительным образом, это было не только забавно, но и позволяло им лучше понять, где, собственно, находится «правильное» произношение.
Так же имитация шотландского или ирландского акцента в английском — помогает лучше освоить «мейнстримный» американский язык.
И по-любому, игра с языком, кривляние, вживание в какие-то образы — это очень полезно для его истинного освоения. И когда я говорю, что для овладения житейской разговорной речью нужно научиться молотить слова в том же темпе, что у местных, - я не имею в виду, что это нужно делать с каменным лицом со вздувшимися жилками на висках, как будто ты идёшь на рекорд в тетрисе.
Нет, это довольно расслабленно должно быть. Только тогда — оно естественно. Когда для тебя самого это естественно и приятно.
И не стоит париться на тему: «А вдруг я чо не так скажу? Вдруг меня примут за иностранца или недоучку?»
Да ладно. На твоём родном языке «шися-читуортэй дом» - это тоже сильно «не так», по академическим понятиям. Но тебя никто не принимает за иностранца или недоучку — потому что ты говоришь в полнейшей уверенности, что тебя не примут за иностранца или недоучку.
Вот надо научиться говорить так же и на том языке, который изучаешь. С одной стороны, сверять аудиозаписи, а с другой — да плевать, кто там чего не поймёт в моей речи, когда разбудил меня телефонным звонком с бодуна. Эт-йо-пръблемы, если не понял, куда прямо пойти :-)
«Надо научиться» - если в принципе, конечно, разговорная живая речь тебе важна. Так-то можно просто читать книжки — и для некоторых людей того довольно. Но если всё-таки им хочется понимать живую речь аборигенов и говорить на их манер, то единственное разумное решение — слушать её, пытаться воспроизвести, и сравнивать записи, и стараться получать удовольствие от процесса, разбавляя его всяким хулиганством.
P-s. Да, касательно корректировки фонетики путём прослушивания своего голоса в записи. Мне доводилось встречаться с мнением, что это нифига неэффективно — и я не стану утверждать, что это панацея на все случаи жизни.
Но я знаю случаи, когда это бывало чертовски эффективно. И один из таких — был с довольно близким моим другом, которого я знаю с детства. «С первого класса вместе».
У нас была довольно мажорская школа, чего я не скрываю, и я профессорский сынок, и Димка был сынком зампреда Ленисполкома (ну, в начальных классах его папахен, хороший в целом мужик, был номенклатурным судаком помельче, но вот по-любому непростой). И у Димки был довольно редкий «фефект фикции». То есть, многие дети (и не только) картавят, иные слишком долго говорят «вось» вместо «лось», и это лечат логопеды.
Димка же — он не картавил. У него вместо «р» происходил такой чудовищный звук типа «ндр». Вот носовой с «р».
Естественно, учитывая положение папаши, там привлекались лучшие логопеды в течение нескольких лет. Но все отчаялись это исправить, и медицина дала заключение, что это невозможно исправить, если только пасть целиком не разобрать и не собрать снова, что немного рискованно.
Так парень с этим и жил. Причём, сам он — даже не ощущал своего изъяна. То есть, он знал о нём — но он не слышал его, когда произносил «р». Ему, внутренним его слухом, чудилось, что он произносит всё правильно (как и людям, не имеющим музыкального слуха, кажется, будто они идеально попадают в ноты). Хотя на самом деле — там выходило это «ндр».
Причём, это касалось именно русского раскатистого «р». Мягкое английское и гортанное французское — у него получались вполне прилично. Но мы-то в России по-русски говорим в основном.
Естественно, в детстве его много дразнили — но он с детского садика отучился обижаться на это. В школе — ну, все привыкли к этой особенности его произношения. Даже как-то научились пропускать её мимо ушей (это к вопросу о калибровке акустического восприятия). Но незнакомые люди, услышав это «ндр» - вздрагивали чисто рефлекторно.
И вот со временем, с пубертатным временем, Димку это стало напрягать, что он хочет познакомиться с барышней, а она смотрит на него, как на инопланетную рептилию, когда он говорит «Что ты делаешь сегодня вечендром?»
А как-то, лет в пятнадцать, классе в десятом, Димка заявился в школу какой-то «смутно-сияющий», и собрав нас, своих друзей и партнёров по префу, заявил: «Вот хочу проконсультироваться. Тут вычитал: в Роттердаме выставлены на продажу раритетные Феррари, продуцированные в тридцать четвёртом году».
И мы такие: «И чо? «Продуцированные» - корявое слово? На так с журналюг станется. Или Феррари, хочешь сказать, тогда не было? Да вроде, были и до Войны».
Ну и только через несколько секунд стало доходить, что он это сказал абсолютно чисто, с идеальной русской «р», без малейших намёков на какие-то дефекты произношения. И это было некоторым шоком.
Оказалось, что, хотя в их семье не было недостачи в стационарных всяких аудиосистемах, но вот только недавно Димке на пятнадцатилетие подарили портативный магнитофон. И он, просто забавляясь, исследуя возможности девайса, записал на кассету свой голос. И — отшатнулся, как те девушки от него.
«Бля, это пиздец! Я правда так говорю? Вот пндрямо пндравда так говондрю? Ужоснах! Я знал, что проблема есть, но не представлял, что настолько сундровая!»
И он стал пытаться подправить этот звук. Записывал — прослушивал — пытался снова.
На это у него ушло изрядно времени. Часа три в общей сложности за два вечера. Но результатом было то, что он с тех пор стал произносить «р» абсолютно, эталонно чисто и без каких-либо усилий.
Вот все лучшие логопеды Питера, в течение нескольких лет, отчаявшиеся решить проблему, — и один долбанный магнитофон, за три часа решивший проблему.
Причём, я не говорю, будто те логопеды были шарлатанами. Да нет, скорее всего. Но просто, видимо, для них не очень ясна была та концепция, что человек сам не слышит, что именно говорит. Он слышит — что хотел сказать. И внутренне уверен, что именно это сказал.
Магнитофон — помогает внести ясность в этот вопрос. Ну а сейчас, конечно, средства аудиозаписи, как и возможности добычи образчиков натуральной речи — несколько улучшились по сравнению с концом восьмидесятых.