Ещё задолго до «Крымняша» выдающийся мыслитель современности графъ Артём де Ферье отмечал, что российская государственность, в который раз за последний век, переживает острейший кризис.
Из этого можно было бы сделать вывод, что перспективы российской государственности представляются весьма хреновыми. Но на самом деле это не так. На самом деле перспективы российской государственности таковы, что именно в результате этого кризиса — она, государственность, может наконец появиться в России, а русские сделаются полноценной политической нацией, каковой никогда не были (и в этом нет оскорбления, поскольку не мы одни такие: вплоть до середины двадцатого века и немцы не были политической нацией, и итальянцы, ну а у нас процессы «взросления» ещё немножко более замедленны, по климатическим причинам).
Но для понимания этого — нужно для начала разобраться, что вообще представляет собой государство.
Что ж, в самом широком смысле — это некая иерархическая система, где одни люди имеют власть над другими людьми. Что, конечно, можно применить и не только к людям (и даже не только к приматам). Поэтому всю историю мыслители пытались как-то сузить и конкретизировать понятие государства, выявляя ряд его неотъемлемых и специфических признаков. Которые можно перечислить и разобрать.
Признак первый — территория, на которую распространяется юрисдикция государства. Что ж, она бывает и у стада бабуинов, и они ещё как гоняют забредающих на неё чужаков, очень ревностно блюдут границы. И тем более она бывает, скажем, у криминальных группировок, мафиозных кланов. Большинство разборок — происходит именно из-за территориального вопроса, когда кто-то что-то норовит поднять с чужой земли.
Второй признак — налоги. Да, у бабуинов этого вроде бы нет (хотя вожак может отнять у низкоранговой особи какую-либо фрукту), но у мафии — точно есть. Попробуешь работать на их территории и не платить за защиту — тебе постараются доходчиво объяснить, что это неуважение.
Третий признак — наличие специализированного силового аппарата, чья функция и состоит в том, чтобы объяснять доходчиво, где уважение, а где неуважение. Надо ли говорить, что мафия — это, собственно, практически целиком силовой аппарат, вполне себе специализированный?
Четвёртый признак - монополия на насилие. Здесь возникает некоторая путаница, когда возражают: а как же необходимая оборона, которая вроде бы является правом каждого частного гражданина? Приходится уточнить, что насилие — это применение силы, принуждение, не связанное с обороной. То есть, не ответные, а «инициативные» силовые действия, которые считаются необходимыми/неизбежными, и монополией на них обладает именно надличностный, «надчастный» институт, такой, как государство.
С этим можно было бы поспорить, приведя примеры, когда право на насилие признаётся и за частными гражданами. Например, вы видите, как маленький ребёнок норовит перелезть через забор вокруг трансформаторной будки — и хватаете его за шкирку. Это насилие, это не оборона от посягательства — но никто за это не осудит. Или, скажем, граждане ловят и задерживают карманника на рынке — сами, без полиции. Но не будем вдаваться в такие частности. Признаем, для простоты, что в общем и целом за государством признаётся монополия на насилие.
Однако ж, и любая мафия тоже считает, что только она обладает эксклюзивным правом на насилие на своей территории, а если кто-то возьмётся вершить суд и расправу, не посоветовавшись с местным бугром, то это будет в лучшем случае неуважение, в худшем — беспредел.
И наконец, выделяют такой признак, как право. То есть, совокупность неких устоявшихся норм, регламентирующих общественные отношения. Что ж, мало какая мафия издаёт свой юридический кодекс в коленкоровом переплёте с золотым тиснением, но любая — имеет какие-то свои понятия о том, как можно и как нельзя.
Так где же всё-таки грань, отделяющая «стационарного бандита», мафиозную группировку, имеющую власть на некой территории, от полноценного государства?
Какие-то слова, сакрализирующие власть этой группировки, вроде «священная наша держава»? Ну, слова — это всего лишь слова. Звучных титулов себе и любой криминальный дон с фантазией может сколько угодно придумать. И любая правящая группировка, конечно, горазда втирать, что радеет за землю свою и за народ её, а не за свой шкурный интерес.
Так вот я рискну сказать, что признаком полноценного государства является то, что правящая элита — перестаёт на этом настаивать, на своей альтруистической бескорыстности, и признаёт, что печётся в первую очередь о своём шкурном интересе. И только тогда появляется то, что как раз и образует сущность государства зрелого, а не зачаточного: реальная и легитимная политическая конкуренция. Положение, когда неизбежные (в любом случае) схватки бульдогов под ковром — перерастают в открытую борьбу политических партий за доступ к силовым ресурсам государства.
Путь к этому, конечно, долог и тернист. Поначалу всем представляется разумным, что «в единстве сила», «дом, разделённый в самом себе, устоять не может», «когда мы едины — мы непобедимы», и прочие байки про «связки прутиков». Требуется некоторый исторический опыт, чтобы осознать мысль, на первый взгляд парадоксальную. Что прутики в связке — хороши до тех пор, пока не появляется такая вещь, как топор (а рано или поздно он всегда появляется). Что лишь разделённый в самом себе дом — обладает необходимой устойчивостью, а слишком монолитный — будет снесён даже лёгеньким землетрясением. И что «The bigger they are – the harder they fall”, что по-русски значит: «Чем больше шкаф — тем громче падает».
Конечно, бывают случаи, когда допустима и даже желательна национальная консолидация. Когда она естественна, поскольку нация оказывается перед лицом некой общей угрозы, а потому и противодействие ей становится общим интересом. Но это явление сродни повышенной температуре, помогающей бороться с острым недугом, и потому такая мобилизация сил организма бывает полезна в короткое время. Но лишь в короткое: в долгой гонке она его будет разрушать. Да и слишком высокая температура — вредна в любом случае.
В нормальных же условиях температура тела должна составлять тридцать шесть и шесть, а политические силы в государстве — конкурировать между собой, не скрывая этого. Да, это и есть главный признак полноценного государства, отличающий его от мафии: что оно представляет собой этакую легитимную, упорядоченную арену, где амбициозные парни себе на уме соперничают, соблюдая приличия, в борьбе за власть. И при этом никто — по-настоящему не хочет завладеть властью абсолютной и полной. Ибо хлопотно это.
Разумеется, для появления и принятия такой концепции — нация должна пройти довольно долгий путь, устланный шипами роз (алой и белой, скажем), а не лепестками их. Такой путь, чтобы любой потенциальный узурпатор, задумавшись в начале пути к трону, решил, что лучше иметь возможность тихо уйти на покой, чем достукаться скипетром до того, что тебе в жопу засунут раскалённую кочергу, а твоих детей утопят в бочке мальвазии (да, я в курсе, что это разные английские царствования). А для этого — лучше не брать на себя всю полноту власти и, значит, ответственности. Лучше делить с кем-то и то, и другое.
Разные нации проходили этот путь немного по-разному и разными темпами. Англии повезло, что она, будучи островом, могла позволить себе свои милейшие феодальные разборки с большей интенсивностью, когда меньше прочих опасалась иноземного вторжения, которое бы сплотило нацию и тем отбросило назад её политическое становление.
Прочие европейские нации — вынуждены были, хоть отчасти, перенимать английские порядки, поскольку они, укрепив свободу частных амбиций и инициатив, способствовали экономическому росту и, соответственно, укрепляли военные возможности Британии. А с этим трудно не считаться даже самым упёртым самодурам на троне, когда тебе, в случае чего, просто морскую торговлю пережмут, и хрен ты увидишь китайские шелка да африканскую слоновую кость, и какой ты король после этого?
России повезло в этом отношении меньше прочих европейских наций по причинам как географическим (периферийность, климат, малая зависимость именно от морской торговли и вообще неудобная логистика), так и по историческим. Да, татарское нашествие, конечно, сыграло свою роль, возвысив до небес и до совершенно болезненного состояния идею национальной консолидации перед лицом чужеземного агрессора. Именно на этом стоял (но недолго ещё стоять будет) проект «Московия — Третий Рим», о котором я сказал много «тёплых» слов. Потому что я действительно ненавижу и презираю это убогое образование, обязанное своим зарождением эксплуатации татарского жупела. А когда тот иссяк — на протяжении веков московитские правители оправдывали свой деспотизм необходимостью борьбы с какой-либо иной внешней угрозой, и когда её не было — прилагали все усилия к её созданию.
Ей-богу, это очень похоже на сцену из «Двенадцати стульев», где Остап, разводя нэпмана Кислярского в Кисловодске, дразнит горцев за соседним столиком, провоцирует их возмущение, а потом говорит: «За нами следят, особенно вот этот». Абсолютно тот же модус операнди у московитской дипломатии на протяжении веков. На всех навыёбываться, развязать будто бы совершенно ненужные и невыгодные войны, иногда и с разгромным для себя результатом, но в действительности это и мало волнует московитскую элиту. Ведь для неё главное, чтобы сохранить напряжённость, чтобы сохранить будто бы убедительную потребность в организации общества как военного лагеря.
Нет, я не говорю, будто бы никакие из прочих европейских элит никогда не прибегали к подобным способам обеспечения лояльности через сплочённость. Конечно, прибегали. Но если для них это бывали сравнительно непродолжительные периоды (поскольку в долгой гонке закоснелый монолитный режим просто уделывался более свободными соседями), то для Московии с её огромностью малопривлекательных пространств это стало её коренной сущностью на долгие века. «За Русь святую, все как один, жизнь за царя» - и эта разводка работала дольше и успешнее, нежели в более динамичной европейской политической жизни.
Но ближе к двадцатому веку — работать перестала. Началось то, что мы называем «имперский дребезг». Когда вроде бы монолитная и полностью управляемая нация — вдруг обнаруживает такую слабость и нестабильность, какой от неё не ожидал никто из сторонних наблюдателей, и государство рушится, как карточный домик. Раз, через семьдесят лет ещё раз, и через четверть века — ещё раз, что мы и наблюдаем сейчас.
Этот раз — будет последний и критический. Исхода два. Либо Россия вовсе исчезнет как геополитический субъект — либо наконец-то здесь возобладает понимание, что в политическом единстве — слабость, а не сила. Что никакая элита в действительности вовсе не радеет ни за простой народ, ни за национальные интересы (вернее, она что-то очень своё под ними понимает, и это понимание у всех разное). Что грызня различных элитных кланов - дело вполне естественное и даже необходимое для здорового существования общества в условиях мирного времени. А важно лишь, чтобы эта грызня была упорядочена как более-менее пристойное состязание разных партий в борьбе за власть, которую бы они делили вполне реально, а не иллюзорно. И что только на фоне этой грызни элит — у простого человека есть хоть какая-то возможность самому расправить плечи, найти какую-то защиту, играя на противоречиях сильных мира сего, и самому, если надо, пробиться в элиту.
Вот такое понимание, вот такое состояние общественной жизни — оно, собственно, и является главным признаком политически зрелой нации, лишённой инфантильных надежд на какого-то там царя-батюшки, мессию-заступника. И это же — главный признак полноценного государства, действительно отличающий его от мафии, захватившей власть тем или иным образом.
Может, я чрезмерный оптимист, но я надеюсь, что на этот раз Россия дойдёт до такого понимания и наконец изживёт из себя «Московию», как явление временное, ситуативно обусловленное, неадекватное современности и надоевшее хуже мух осенних. Мух, которые, кажется, сами чувствуют, что отлетались, а потому и новейшие пропагандоны державной сплочённости (что иначе называется «фашизм», сама идея политической сплочённости) нынче жужжат как-то без задора, будто бы даже не давая труда изобразить вид, что сами верят в тот бред, какой несут. Ну, вся вот эта «сакральность» в двадцать первом веке, всё это совершенно детское враньё нынешнего кремлёвского официоза, от которого и Троцкий покраснел. Как-то вот это уж совсем «понарошку», через оскомину. И это даёт надежду, что наблюдаемый ныне припадок «московизма» - всё же последний в российской истории. А там — или «Обновлённая Новгородчина», или... ну, с китайским языком помочь не могу, а по английскому - «лекции» даю здесь время от времени :-)