Сотни раз видел в фильмах и читал в книжках истории про то, как в «проблемный» класс приходит нестандартный, свежий такой учитель, который может достучаться до каждой головёнки, вникнуть в их проблемы, и всё радикально меняется.
Я бы сказал, это добрые фантазии — но фантазии людей, которые вообще не имеют отношения к системе среднего школьного образования. Которые просто не представляют себе, как там что устроено. Для начала, что придя на должность — ты получишь не один класс, а добрую дюжину. Где дай бог за месяц запомнить, кто есть кто и как кого зовут. Классное же руководство, где действительно теснее отношения с каким-то конкретным классом — оно обычно не даётся гениальным новичкам с улицы. Нет, бывают исключения — но обычно нет.
Сам я именно школьным учителем проработал чуть больше месяца. Попросила подруга по филфаку, хорошая подруга. С чьей стороны это тоже было своего рода «подвижничество», пойти в обычную школу преподавать английский.
Мне же, признаюсь честно, меньше всего хотелось влезать в чью-то голову, постигать чью-то душу, наставлять на путь. Тем более — защищать каких-то слабых и гонимых от преследования злобной стаи. Сколько ни помнил таких попыток в той школе, где учился я, - учителя всегда промахивались. Просили кого-то из класса, вели задушевную беседу: «Вот вы его чморите, а зря это делаете». Мы же бывали в полнейшем недоумении: «А мы его чморим? Правда? Чего только не узнаешь о своём коллективе! Да так-то думали: парень как парень».
Когда же я подменял Катюху, для меня было важно только одно. Вернее, две вещи. Первое — чтобы относительный порядок в классе сохранялся, чтобы мне орать не приходилось (не люблю). Второе — чтобы, кому надо, чего-то всё-таки впитывал из инглиша.
И конечно бывали проблемные, в смысле, чересчур шумные детишки. Причём, если есть в классе некая «силовая стайка» (не путать с лидерством, которого обычно вообще нет), этакая ватага хулиганов — далеко не самый важный там будет самым шумным. Он может и подначивать других.
В первые дни я распоряжался выставить в классной комнате ведро с намоченными розгами (ну, чисто символически, для антуража) — и это действовало очень хорошо. Хотя, может, и за счёт эффекта свежести. Так или иначе, на третий день дирекция распорядилась убрать, а то «не поймут ни родители, ни гороно». Схоласты!
Но к тому времени выявились и «заводилы» в разных классах, подначивающие клевретов. С ними — тоже пришлось разобраться.
Одного, паренька из девятого класса, я оставил на переменке, попросил вести себя приличней, на что он ответил: «Да ты знаешь, кто мой папа? Подполковник милиции. Если надо будет — он тебя сунет на прессхату, тебя там опустят, и ты мне будешь отсасывать при каждой встрече».
Ей-богу, если б я был свободен в выборе — он бы отделался несколькими лоскутами кожи. Но в рамках этой системы пришлось достать диктофон, прокрутить ему запись и объяснить: «Я не стану показывать её твоему папе. Я покажу её генералу такому-то, его начальнику. С толстым намёком, что если меры не будут приняты — в прессе выйдет шикарная статья про то, каким жизненным ценностям учат сотрудники милиции своих отпрысков».
А надо знать, что, вопреки общему мнению, сотрудники МВД весьма даже суровы со своими отпрысками, как бы те ни хорохорились в школе перед однолетками. И этот шкет живо представил, как его папу генерал вызывает на ковёр — а потом тот возвращается домой.
Мне его даже жалко стало, дал водички из графина. Утешил: «Но это ж ты пошутил — и я посмеялся? На самом деле, мне только и нужно, чтоб вы галдели поменьше на уроке».
Какая ж тишина потом в этом классе стояла. Ну, лидер или нет, а влияние его «силовая группа» имела.
Был конфликт и с другой силовой группой, постарше. Одиннадцатиклассники, бэшки и ашки. Завалились целой делегацией и говорят: «Нам Катерина тройки ставила — вот и ты должен».
В принципе, я бы ставил. Даже и четвёрки. Ну если ребятам не нужен инияз для поступления и вообще для жизни — то их дело. Но при такой постановке вопроса сказал:
«Чего-то не припомню, чтобы я тебе что-то «должен» был».
Они: «Тебя никто из наших трогать не будет, не бойся. Типа, школьная этика. Но ведь и другие по улице ходят».
Я: «Это ты правильно, что про этику напомнил. Если б не она — я б тебе уже сломал чего-нибудь. А что до других, которые по улице ходят — ну, я-то, понятно, челюскинец на льдине. Прежде, чем грозить — думай, кому грозишь, чем грозишь, и какие последствия».
Вообще же, меня позабавило, что у них, кажется, есть такая же система межшкольной кооперации, какая была и у нас в «мафиозные» мои годы. Вот только — не против же учителей? Мы-то с беспределом всё-таки боролись, а не с тройками.
Тем не менее, когда подходил к машине, припаркованной в паре дворов (чтоб училки молодые не вешались, если честно) — заметил стайку ребятишек в спортивной форме. Пятеро, из которых трое — на вид неплохие бойцы.
Я открыл машину, достал и нацепил наплечную кобуру (я оставлял её вне школы, раз уж так принято) — и ребятишек как ветром сдуло.
На другой день видел наших спортсменов с изрядно помятыми физиономиями. Немного поколол — сознались: «Да попросили друзей, просто пугануть. Вы не подумайте. А они такие: «У него волына и Геленд, чо за подстава?» Ну и...»
Тут уж пришлось рассказать классам (старшим, по крайней мере) то, что Катя умалчивала из скромности:
«Ваша Катерина Сергеевна — это такой «Лоренс Аравийский». После филфака она ездила по египетским пустыням, общалась с коптами. Это такие потомки древнего населения. Записывала их фольклор, байки, придания. Но однажды её джип, Рэнглер, вкипел, она пошла за водой, получила солнечный удар. Там это очень даже легко. Мобила села. Её подобрали бедуины, люди дикие, но милые, и уже почти соорудили антенну, как мы приехали. Праздник большой был. А потом Катерину Сегеевну звали и в Академию Генштаба, и много ещё куда. Она же в совершенстве знает арабский, иврит, много древних наречий понимает. Но она решила пойти в обычную школу учить английский. Чтобы у кого-то появился шанс».
Это всё правда. Которую так ценят дети. У неё, честно сказать, и раньше хорошие отношения с детворой были, а тут откуда-то появилась байка про «Чёрный Гелендваген», который похитит тебя в неизвестном направлении, если обижать Катерину Сергеевну. Ну, дети — они такие фантазёры :-)
На самом же деле реальные проблемы создают не хулиганы (они экстравертны, они «манифестивны»), а как раз тихони. Про которых хрен знаешь, что у них в башке творится, и в какой момент он заявится в школу с полуавтоматической винтовкой. Причём, не мстить обидчикам, как это бывает в книжках и фильмах, а просто «самоуверждаться».
Но вот в той Корпоративной Школе, где я состою сопредседателем попечительского совета, мы отчасти порешали эту проблему, разрешив ношение скрытого боевого огнестрельного оружия всем, кто достиг 15 лет и прошёл соответствующий курс (очень жёсткий, не чета полицейским зачётам). То есть, потенциальный маньяк знает, что в него из любого места высадят магазин, и долго он живым не проходит.
Поначалу родители выражали скепсис того рода, что мальчишки будут самоутверждаться со стволами и это будет приводить к несчастным случаям, но практика показала ничтожность таких опасений. В конце концов, даже просто драка в старших классах у нас исключена. Мы слишком хорошо учим своих юнцов, что набрасываться на кого-то с кулаками — это быдлячество. Что «белые люди» договариваются о встрече на заднем дворе, и там уж, в присутствии секундантов, выясняют отношения.
В других школах бывает по-другому, но тоже авторы душещипательных книжек и фильмов не понимают главного: отсутствия «герметичности» школьного класса.
Тут вспоминается история ранее поминавшегося Саши Зимина. Теперь, когда он довольно успешный человек, муж любящей жены и счастливый отец троих детишек, я могу сказать про него правду в его школьные годы, насколько застал её сам и со слов Лёхи.
Был он — тот ещё «тютик». У него долго были проблемы с тем, чтобы элементарно врезать человеку по морде лица, он писал стишки и вообще был как бы не от мира сего. К тому же, благодушный до такой степени, что имел школьное прозвище «Пушистый» (правда, он и действительно пушистый, и подзатыльники ему отвешивать было — одно удовольствие :-) ).
По всем канонам классической школьной психологии он должен был стать типичной жертвой, которую все чмырят.
Правда, было одно «но». Братец, учившийся на пять лет старше. А Лёха имел такую репутацию, что менты, лишь услышав его имя, дружно хватались за валерьянку.
Нет, он тоже очень добродушный парень, но, как бы это сказать? Никогда не отличался законопослушанием и пиететом к блюстителям. Ни тогда, когда они в тринадцать «бомбили» стройки на его же «угнанной», доставшейся от отца копейке, с накладными номерами, ни позже, когда Лёха угнал Краун Викторию не понравившегося ему гаишника и они на пустыре размалевали её граффити непристойного содержания (да ещё и позвонили скрипучим голосом от имени ветерана НКВД).
В целом, он был легендой всей школы и даже всего района. К тому же, в ближайших корешах имел племянника местного криминального авторитета, учившегося в одном классе.
И Сашка никогда не ябедничал старшему брату — наоборот, тому приходилось собственные расследования производить, откуда у Сашки новый бланш — но вот все понимали и в пятом, и в шестом тем более в седьмом классах: как-то слишком зло наедешь на этого парня — тебя у школы будут ждать человек трое ребятишек на пять лет старше, к тому же с такой репутацией, что менты о них просто слышать лишний раз не хотят, во спасение своих нервов.
Поэтому Саша, хотя и умный мальчик, был некоторое такое небесное существо. Он серьёзно считал, что его не чмырят и никого в его присутствии не чмырят, потому что вот таким умиротворяющим он обладает эффектом на людей. А не потому, что сзади маячил Братец Лёша, который, в случае чего, так наваляет, что маму родную не вспомнишь.
И так же он считал, что когда выходит из магазина с тяжёлыми сумками, а двое взрослых парней предлагают поднести — ну, потому, что мир не без добрых людей. Он бы сам-то помог. А что это подручные того криминального парнишки, которого Лёха, уходя в армию, попросил приглядеть за братом, - это ему в голову не приходило.
Потом, когда Лёха вернулся с армии (после своего знаменитого ранения осколком камня в жопу, что друзья отца, ныне в Генштабе, использовали для комиссования), устроился к нам и стал довольно прилично зарабатывать, он подумал: «Сашке, вообще-то, не место в том гадюшнике, его бы в лицей какой поприличнее отдать». И попросил меня подтянуть братцу английский, срочно, за две недели (но по нашим меркам это нормально). А заодно - «научить его жёсткости».
По второму пункту я озадачился: «И что я буду с твоим братом делать? Мозги при нём выносить? Извини — но нет».
А что до английского — Сашка поселился у меня на хате (благо, Ирка, моя тогдашняя благоверная, слиняла в очередной раз «навсегда и навечно»), и это довольно весело было, с ним заниматься. Ну он реально такой творческий паренёк.
Сашка успешно прошёл отборочные экзамены в лицей — и там совсем другой коллектив был. Дети элиты, богемы, всякое такое. Там он в первый день повздорил с одним пареньком и расквасил ему нос (сам того, в общем-то, не желая).
Ну, в той школе, где учился он — это было всё равно как «здрасьте» сказать. Там учителя вызывали скорую, если уже конкретно кого-то на носилки надо.
А тут — ЧП. Мало того, что драка в учебном заведении, так ещё и с ущербом здоровью (пусть и незначительным).
Вызвали родичей. Лёха, как старший брат, пробовал отстоять привычную ему точку зрения, что, пусть парни и подрались, но что тут такого? Она бы не имела успеха, если б его неожиданно не поддержал отец потерпевшего, известный писатель: «А вам не кажется, что мы из них этакое жантильное желе делаем? Жизнь-то — она другая».
На том и порешили: сейчас никаких мер не принимать, но чтобы больше в стенах школы такого не было (и я, кстати, с этим согласен... а то на что же ещё задний двор нужен, как не махаться там?)
Надо отметить, Сашка очень быстро помирился с тем пареньком, которому нос расквасил, до сих пор лучшие друзья.
Но в целом в школе приобрёл репутацию «опасного человека». «Он из гопотской школы, он склонен к насилию». От чего Сашка офигевал: «Я? Вот Саша Пушистый? Который всю дорогу только и делал, что разнимал драчунов и умиротворял людей своей кармой? А тут я почувствовал себя этаким волчонком в стае болонок, и даже не знал, радоваться ли этому».
Но это недолго продлилось. Сначала с парнем он тем подружился, потом — с девчонкой одной сошёлся, которая тоже признала, что никакой он, нафиг, не гопник, и неплохие даже стихи пишет. Она — тоже писала. А там уж записочка за записочкой, и вот у них трое киндеров :-)
Но что я хочу сказать: в этом мире вообще всё относительно (на таких глубокомысленных фразах, вероятно, следует заканчивать очередной подобный прогон :-)