Не так давно я написал пост (никак не претендующий на научную дотошную, естественно), где объяснял, что украинский язык, как бы к нему ни относиться, - это ни в коем случае не «деревенский диалект современного русского, испорченного безграмотными селюками», а всё же отдельная ветвь, происходящая от общего предка, языка Киевской Руси, который сейчас принято называть «древнерусским» (естественно, его так не называли в ту эпоху, когда говорили на нём :-) ).
В качестве доказательства я привёл самые такие очевидные случаи, где черты древнерусского сохранились в современном украинском. Вроде огласовки окончания глагольного инфинитива («ити» вместо редуцированного в современном русском «ить») и «о» в окончании множественного числа первого лица («маемо»), которая представляет собой не что иное, как краткое конечное «о», передававшееся в древнерусском на письме при помощи «ера», ъ.
По поводу того же «ера» я заметил, что на определённом этапе развития русской («московитско»-русской) письменности с этим знаком произошёл анекдот, когда звук редуцировался, в большинстве случаев, а ер стали пихать после всех конечных согласных подряд, безо всякого смысла, пока с этим идиотизмом не покончили большевики (и это едва ли не лучшее, что они сделали для России).
Мне на это пишут что-то вроде: «А вот я смотрел оригинал Остромирова Евангелия (или Поучения Мономаха), и там тоже ер после чуть ли не всех конечных согласных. Вы что же хотите сказать, что тогда этот звук произносился? Что они так и говорили: «Бого, имо, всехо»?»
Ага.
Именно это я и хочу сказать. Тогда — именно так и говорили.
Почему я могу это утверждать? Ну, если вам нужны реально научные доказательства, стопроцентные, незыблемые, сравнимые с аналитикой Дмитрия Киселёва и Михаила Леонтьева — так верьте мне, потому что я был там :-)
Шучу. Мои доказательства — не сравнимы с аналитикой Дмитрия Киселёва и Михаила Леонтьева. Поскольку их факты основаны лишь на молекулах этанола и кокаина в индивидуальных мозговых субстанциях, а я на самом деле там был. В позапрошлой инкарнации, но это не так уж и давно, по большому сансарному счёту, поэтому помню всё довольно ярко.
Я был тиуном Хельга (Олега). Мы вместе отстраивали Ладогу и Хольмгард (Новгород) после восстания аборигенов (которые, перегрызшись между собой, словене и чудь, поняли, что им не обойтись без нас, тут Нестор не соврал). Мы налаживали путь по Днепру и контакты с ромеями. Это я зарезал Аскольда, и тому были причины. Нам нужен был торговый договор с Царьградом, а эти отморозки, осевшие в Киеве, мыслили категориями исключительно разбойничьих рейдов.
Поэтому мне особенно смешно, когда какие-то доморощенные кухонные геополитики пеняют мне на «пацифизм», на моё недовольство аннексией Крыма и рассказывают о праве «молодых империй на экспансию».
Да что б они об этом знали, о молодых империях и экспансии! И кого они лечат? Но нам — и тогда не пришло бы в голову брать Крым. Разорить Херсонес как торгового конкурента, чтобы замкнуть все черноморские пути на себя — да. Тогда это было модно. Но не удерживать чёртов полуостров.
Однако, это политика, а мы вернёмся к лингвистике.
Так вот, древнерусский эпохи расцвета Киевской Руси — он действительно был гораздо более такой «плавный» язык, в сравнении с современным русским. Отчасти эта черта сохранилась в современном украинском, «певучей соловьиной мове». А современный русский несколько огрубел, развиваясь на севере.
Помните сценку из «Семнадцати мгновений весны», где Штирлиц бухает с генералом в купе? И догадывается, что тот - мекленбуржец по его «прост» (вместо «прозит»), поскольку «северяне экономят на гласных»?
Не только германские северяне экономят на гласных. В славянских языках — та же тенденция. Морозный воздух, знаете ли, рот лишний раз раззевать неохота. А южане — на гласных не экономят. Поэтому фонетически древнерусский строился так, что практически не было двух согласных подряд ни в одном слове, ни на стыке слов. Хоть кратенький — но вставлялся между ними гласный звучок.
И вот это краткое твёрдое «о» (хотя оно больше звучало, как «шва», то есть неопределённый звук, как большинство английских в безударных позициях) на письме передавалось ером, а смягчённый краткий гласный звук, близкий к «е» - мягким знаком.
Вообще говоря, Кирилл и Мефодий, создавая азбуку для славянских языков, в полной мере учитывали их фонетическую специфику. Это были учёные, разумные ребята, они никакие знаки не вводили от балды или просто «чтоб было». Все они, на момент создания, выражали конкретные звуки. Которые потом, правда, могли редуцироваться.
Так было, например, со звуками, передаваемыми большим и малом юсом. Это были носовые звуки, схожие с теми, что во французском передаются через in и en.
На момент нашего знакомства со славянами — они ещё были. Поэтому наше слово «варинг» (воин) они произносили как «варянг», во множественном - «варензи» (с несколько неопределённым а-э в нос). Потом стало произноситься «варяг», «варяги». Ну и в юсе надобность отпала.
А вот надобность в ере для передачи специфического краткого конечного «о», существовавшего, в общем-то, ради благозвучия и плавности языка — сохранялась века до тринадцатого.
Строго говоря, хотя русский язык и огрубел на северах, но в некоторых случаях этот звук всплывает и в нём даже сейчас.
Скажем, общеупотребительны предлоги «к», «в», «с». Но в некоторых случаях — говорят всё же «ко», «во», «со». Когда уж совсем не в дугу даже на северный слух это нагромождение или слияние согласных.
А в языке Киевской Руси и «к другу», скажем, звучало некрасиво. Поэтому - «ко» почти во всех случаях. Записывалось - «къ».
Другой случай сохранения этого конечного звука — просторечные формы «тута», «тама». Да, оно передаётся на письме через «а», но ведь в большинстве диалектов в безударной позиции «о» неотличимо от «а». Шва по-любому.
Впрочем, насчёт «записывалось» - нужно понимать одну простую вещь. Были некоторые культурные центры со своими традициями передачи фонетики на письме, но как такового единого учебника русского языка не было. И даже в пределах одного диалекта (а надо ли говорить, что киевский и новгородский — немножко различались даже в период как бы политического единства?) какие-то авторы могли тяготеть к книжной традиции, добросовестно воспроизводя даже те знаки, которые уже не «озвучивались», а другие — писали так, как принято говорить конкретно сейчас.
Поэтому с теми же ерами — наблюдается изрядный разнобой уже в тринадцатом веке. Кто-то продолжает их выписывать везде, где было принято сто лет назад (и когда они озвучивались), а кто-то — зачастую манкирует ими, потому что в его диалекте они уже не озвучиваются в большинстве случаев.
А в какой-нибудь «Задонщине» (конец четырнадцатого века) — еров и вовсе практически нет после конечных согласных, поскольку в московском диалекте тогда уже никто не говорил «брато», «человеко».
А вот с семнадцатого века — и в московских текстах возобновляется повальное увлечение концевыми ерами. Почему? Потому, что повысился интерес к становлению единообразной письменности, и за основу были приняты старые грамматические правила, во многом утратившие смысл для языка, который претерпел изрядные изменения фонетического строя.
Однако в древние, киевские времена — да, «пустых» знаков не было. Они все соответствовали каким-то специфическим звукам.
Другое дело, что и единообразных правил письменного языка не было, и часто эти звуки передавали, кто во что горазд, особенно если они стояли в безударных позициях и произносились неопределённо.
Поэтому, скажем, окончание инфинитива записывалось где как «ти» (литературный киевский вариант), где как «те», где как «ть» (краткое е, впоследствии редуцировавшееся в русском до просто смягчения согласной).
Также, когда начала в некоторых диалектах размываться грань между звуками, изначально выражавшимися «е» и «ятем» (что-то вроде «эа», как в английском air, той или иной степени слитности), некоторые авторы, особенно северяне (владимирцы, рязанцы) стали тыкать ять всюду, где раньше было бы «е».
Ну это, конечно, очень большая тема, отслеживание транформаций фонетики и письменности в разных ветвях русского. И разнобой изрядный мог быть даже в пределах одного текста. Впрочем, то же самое наблюдается, скажем, и в «Кентерберрийских Рассказах» Чосера, когда тоже ещё не было какого-то единого письменного канона литературного английского языка, и одни и те же слова могли записываться то так, то эдак.
Но как раз такие «иррегулярности» - позволяют лучше понять, как что звучало на то или иное время.
Как и сейчас, впрочем. Прочтёт исследователь будущего запись грамотного человека — будет думать, что мы выговариваем «молоко» на вологодский манер. Прочтёт «малако» в исполнении малолетки, заблудившегося в компьютерном салоне на пути к школе — получит представление о том, как на самом деле это звучало в московском «хох-русише» :-)